Правда, новостей — кот наплакал. Разве что в который раз вспомянуть, как у хромого Шлепы волки утащили две последние овцы из хлева, да неспешно обсудить Захария Мутю, вовсе выжившего из ума, коли он решил на старости лет присвататься к молоденькой девке Осинке из соседнего сельца.
Прочие разговоры на мужских посиделках тоже под стать времени — тягучие и неторопливые, касающиеся преимущественно традиционной зимней поездки в Ожск. К примеру, сколь зерна и прочего придется свезти на торжище, дабы справить новую одежонку, кой-что из утвари и прикупить, ежели останется несколько кун, баские колты[49] для своей заневестившейся дочери. А может, все-таки выждать чуток да отправиться в стольную Рязань, где цены, скорее всего, будут куда выше…
Оживление наступит позже, когда на сбор осенних кормов прибудут княжьи люди. Тут-то и можно будет узнать почти все главные новости о происходящем в княжестве. Почти, потому что кое о чем чуть раньше непременно расскажут проезжающие мимо купцы. Тогда народу будет о чем потолковать. А уж если новости действительно серьезные, да к тому же напрямую касаются самой деревни, тут пересуды на посиделках могут затянуться и до глубокой ночи.
Вот и ныне, невзирая на позднее время, в селище Березовка, что стояла близ Ожска, народ еще не угомонился. Шутка ли, коль наутро присланные от рязанского князя Константина дружинники должны увести незнамо куда тридцать пять мужиков и парней. Словом, всех, кому исполнилось осьмнадцать годков и не перевалило за сорок.
Зачем? Куда? Надолго ли? О-о-о, тут есть о чем говорить и… гадать, поскольку хотя тиун со слов старшего из троицы дружинников по имени Бажен все объяснил, но веры ему почему-то не было. Мол, сказали ему, что предстоит обучить всех собираемых ратному делу, вот он и передал. Пробовали тиуна напоить да развязать язык, но не проболтался, окаянный, а может, и впрямь не знал истинной цели сбора.
Сунулись было к Купаве — чай, сам князь к ней частенько наезжает, но и та руками развела. Мол, знать не знаю, ведать не ведаю, потому как со мной он таких бесед не ведет. К тому ж с тех пор, как он сел на княжьем столе в Рязани, она его и вовсе не видела ни разу. А к суровому княжьему вою подступиться даже не пытались — уж очень мрачным и хмурым он выглядел. Такой, поди, коль речь придется не по нраву, и за меч может ухватиться. Нет уж, ни к чему самим будить лихо, пока оно тихо.
Ясно было одно — неспроста забирают мужиков. И словеса дружинников на веру брать — дурнем быть, ибо ранее никогда такого не случалось, чтоб пешее ополчение сбирали только для учебы. Чай, они не вои, в дружине не состоят и злата-серебра за службу не получают. У них перед князем долг иной: землицу вовремя засеять да урожай собрать, а еще скотину вырастить, дабы и самому с хлебом-мясом быть, и князя не обидеть. Для того каждый малец с детских лет нужные навыки усваивает, а чтоб учиться воевать…
Однако с властями не больно-то поспоришь. Да и ни к чему оно — урожай собран, а то, что не обмолочен, так то уж бабские труды, и мужичьи руки об эту пору не шибко и нужны. Нет, поворчать, хошь для прилику, слегка, все равно надобно. Поворчать, а заодно и обсудить, для чего же на самом деле понадобилось ополчение, ибо правда, она как дуга ветловая, — середка в воде, так концы наружу, а перевернешь, концы в воду уйдут, зато середка покажется. Словом, как ни крути, а ежели с умом, то догадаться можно.
Вскоре все пришли к дружному выводу, что предстоит ратиться. Выходит, и остальным тоже трудов прибавится — надо рыть землю, углублять погреба, чтоб было куда схоронить зерно и прочую снедь, а в случае чего и самим в них попрятаться. Но это потом, после проводов, а пока лучше посидеть да обсудить вопрос — с кем свара? Ежели с мордвой, то больно много чести для дикого народца, чтоб людишек чуть ли не под гребенку выбирать. С половцами? Тоже не время — их надо бить по весне. Кони у степняков после зимы заморенные, так что самое то.
По всему получается, что с соседними княжествами. Но едва пришли к такому выводу, сразу же начали гадать — с какими именно? Муромский князь напасть не должен — слаб он, а вот новгород-северцы, что на закате, те вполне. Да еще соседи с полуночи, недовольные тем, что рязанцы все ж таки скинули с себя их ярмо, которое они попытались надеть на их княжество.
Вспомнили, как водится, и былые времена, кои грозой пронеслись по Рязанщине. Случилось это, когда местным князьям вздумалось потягаться со Всеволодом Юрьевичем. Маловато, правда, осталось в живых из очевидцев тех страшных лет. Из тех, кто тогда уходил вместе с Глебом Ростиславичем в лихой набег, и из тех, кому довелось боронить стольную Рязань, в Березовку вернулось всего трое, а ноне в живых остался вовсе один. И теперь этот ветеран сидел и цвел от удовольствия, наслаждаясь тем, как внимательно, стараясь не пропустить ни слова, слушают его сказы о тех временах и о том, как он, тогда еще крепкий и бодрый мужик Зихно, будучи в полном расцвете сил, изрядно повоевал в составе пешей рати рязанского князя.