Ранд не обращал внимания на толпу. Он присел на край древнего каменного фундамента, завернулся в плащ и уставился на дверь гостиницы. Гэалдан. Тар Валон. Сами названия городов и стран звучали необычно и волнующе. О тех местах он знал только понаслышке, от торговцев и по историям, что рассказывали охранники купцов. Айз Седай, войны, Лжедракон… сказки перед камином поздним вечером, когда единственная свеча отбрасывает на стену причудливые тени, когда за ставнями завывает ветер. Вообще-то, Ранд считал, что ему хватает волков и буранов. Но там, за границами Двуречья, все должно быть совсем по-другому, как будто живешь в сказаниях менестреля. В приключении. В одном долгом приключении. Всю жизнь.
Жители деревни мало-помалу расходились, по-прежнему ворча и покачивая головами. Вит Конгар приостановился, чтобы посмотреть внутрь оставленного у гостиницы фургона, словно предполагал обнаружить другого спрятавшегося там торговца. Наконец осталось всего несколько человек, одна молодежь. Мэт и Перрин неспешным шагом подошли к Ранду.
– Не понимаю, как менестрелю удастся его переплюнуть, – возбужденно сказал Мэт. – Эх, знать бы, доведется ли хоть одним глазком увидеть этого Лжедракона?
Перрин тряхнул лохматой головой:
– Что-то мне не хочется смотреть на него. Может, где-нибудь в другом месте, но не в Двуречье. Не здесь, если это означает войну.
– Конечно, не здесь, если из-за этого тут появятся Айз Седай, – добавил Ранд. – Или ты позабыл, кто вызвал Разлом? Начать его мог и Дракон, но ведь именно Айз Седай разрушили мир.
– Я слышал однажды рассказ, – медленно сказал Мэт, – от охранника купца, что закупал здесь шерсть. Он говорил, будто Дракон может возродиться в час величайшей нужды в нем и спасет всех нас.
– Что ж, значит, он глуп, если верит в такое, – твердо сказал Перрин. – А ты был дураком, раз его слушал. – В голосе его не было гнева; он редко выходил из себя. Но иногда его сердили неуемные фантазии Мэта, и на этот раз в тоне его проскользнула нотка раздражения. – Сдается мне, потом он заявил еще, что мы все живем в новой Эпохе легенд.
– Я не говорил, что поверил, – возразил Мэт. – Я всего-навсего слышал это. И Найнив тоже слышала, и я подумал тогда, что она готова содрать шкуру и с меня, и с охранника. Он сказал – это я про охранника, – что многие люди в это верят, только боятся говорить вслух. Боятся Айз Седай или Детей Света. После того как на нас наткнулась Найнив, он больше ничего не стал говорить. Она передала его слова купцу, и тот заявил, что для охранника это была последняя поездка с ним.
– Вот и хорошо, – сказал Перрин. – Дракон собирается нас спасать? Звучит так, словно я с Коплином разговариваю.
– Что за нужда должна быть, чтобы нам захотелось Дракона в спасители? – сказал задумчиво Ранд. – Это почти то же самое, что просить помощи у Темного.
– Об этом он не говорил, – смущенно ответил Мэт. – И про новую Эпоху легенд – ничего. Он сказал, что появление Дракона разорвало бы мир на части.
– Ага, наверняка это спасет нас, – сухо отозвался Перрин. – Еще один Разлом.
– Чтоб я сгорел! – заворчал Мэт. – Я лишь пересказываю то, что говорил охранник.
Перрин покачал головой:
– Я только надеюсь, что Айз Седай и этот Дракон, настоящий он или нет, останутся там, где они сейчас. Может, Двуречье переживет и без них.
– Ты думаешь, они на самом деле друзья Темного? – Мэт глубокомысленно насупил брови.
– Кто? – спросил Ранд.
– Айз Седай.
Ранд глянул на Перрина, тот пожал плечами.
– Сказания… – начал он медленно, но Мэт перебил его:
– Не во всех сказаниях говорится, что они служат Темному, Ранд.
– О Свет, Мэт, – промолвил Ранд, – они же вызвали Разлом. Чего тебе еще надо?
– Да я так, раздумываю. – Мэт вздохнул, но в следующий миг снова ухмылялся. – Старый Байли Конгар утверждает, что их не существует. Ни Айз Седай. Ни друзей Темного. Говорит, что это все россказни. Он заявлял, что и в Темного не верит.
Перрин фыркнул:
– Коплинские разговоры от Конгара. Чего еще можно ждать?
– Старый Байли называл Темного по имени. Держу пари, этого-то ты не знал.
– Свет! – выдохнул Ранд.
Ухмылка Мэта стала еще шире.
– Это произошло прошлой весной, как раз перед тем, как гусеница озимой совки появилась на его полях, и больше ни на чьих. Как раз перед этим все его домашние слегли с желтоглазой лихорадкой. Я все слышал. Он по-прежнему говорит, что не верит, но теперь, когда я как-то попросил его назвать Темного по имени, он швырнул в меня чем-то тяжелым.