– Он хороший паренек, Джослин, – сказал мастер Лухан. – Хороший паренек, Кон. Он отлично справится.
Миссис Айбара улыбнулась. Джослин была красивой женщиной, и, когда она улыбалась, казалось, даже солнце светило ярче. Отец Перрина тихонько рассмеялся и потрепал сына по голове, взъерошив его кудрявые волосы. Перрин сильно покраснел, но ничего не сказал. Он вообще был стеснительным и не слишком-то разговорчивым.
– Я хочу полетать, Перрин, – протянула к нему руки Диселле. – Сделай, чтобы я полетала.
Перрин вежливо поклонился взрослым, повернулся к сестре и взял ее за руки. Они отошли от остальных на несколько шагов в сторону, а потом Перрин закружился на месте, быстрее и быстрее, пока ноги Диселле не оторвались от земли. Он крутил девочку все выше и выше, описывая огромные круги, а та лишь довольно хохотала.
Через несколько минут миссис Айбара сказала:
– Хватит, Перрин. Опусти, пока ее не замутило. – Но сказано это было добродушно и с улыбкой.
Едва ноги Диселле коснулись земли, она обеими руками ухватилась за руку Перрина, девочку слегка пошатывало, и, возможно, еще немного – и ее бы точно стошнило. Однако она продолжала смеяться и требовала от Перрина, чтобы тот ее покружил снова. Качая головой, он наклонился, чтобы ей что-то сказать. Перрин всегда был таким серьезным. И смеялся не часто.
Вдруг до Эгвейн дошло, что еще кто-то наблюдает за Перрином. Силия Коул, розовощекая девчонка, на пару лет старше ее, стояла в нескольких футах, глядя на Перрина телячьими глазами и с дурацкой улыбочкой на лице. Чтобы ее увидеть, ему достаточно было только голову повернуть! Эгвейн скривилась от отвращения. Никогда она не будет такой глупой, чтобы строить глазки мальчишке, как какая-то шерстеголовая дуреха.
В любом случае Перрин старше Силии почти на год. Хорошо бы, конечно, если бы он был старше года на три-четыре. Может, у сестер Эгвейн и недоставало времени на разговоры с ней, но она слышала, что говорили девочки постарше – вполне взрослые и понимавшие, что к чему. Некоторые утверждали, что хорошо, если разница в возрасте будет значительнее, но большинство сходилось на трех-четырех годах. Перрин взглянул на Эгвейн и Силию и продолжил негромкий разговор с Диселле. Эгвейн покачала головой. Может, Силия и дурочка, но не мог же он не заметить…
Какое-то движение в ветвях большого водяного дуба позади Силии привлекло внимание Эгвейн, и она вздрогнула. Наверху сидел ворон и, кажется, по-прежнему наблюдал за людьми. И на той высокой сосне обнаружился еще один ворон, и еще один сидел на другой, и еще – на ветке орешника-карии… Она разглядела девять или десять птиц, и все они как будто за чем-то наблюдали. Должно быть, у нее воображение разыгралось. Всего лишь ее…
– Почему ты на него пялишься?
Вздрогнув, Эгвейн дернулась и, резко развернувшись на голос, ударилась коленом о ведро. Хорошо еще, что ведро было почти пустым, а то недолго и пораниться. Она переступила с ноги на ногу, жалея, что не может потереть ушибленную коленку. Рядом, с озадаченным выражением на лице, стояла Адора и глядела на Эгвейн снизу вверх, но и сама Эгвейн была смущена не меньше ее.
– О чем ты, Адора?
– О Перрине, конечно. Почему ты пялишься на него? Все говорят, что ты выйдешь замуж за Ранда ал’Тора. Ну я про то, когда вырастешь и будешь волосы в косу заплетать.
– Это как «все говорят»? – с опасными нотками в голосе промолвила Эгвейн.
Адора захихикала. Это было невыносимо. Сегодня все шло не так.