– Все они видели этот доклад, – сказал Эдвардс беззлобно. – Его составили уж с месяц назад, и с тех пор он ходил тут по рукам. В конце концов, мой мальчик, ты здесь важная персона. Мы бы не подошли к этому вопросу спустя рукава.
– Начать с того, – сказал Макфайф, явно смущенный, – что все это добро мы получили от ФБР. Это их работа.
– По вашему запросу? – едко осведомился Хэмилтон. – Или, может, этот доклад просто шлялся по стране туда-сюда, пока не напоролся на вас?
Макфайф покраснел.
– Ага, мы запросили. Рутинная проверка. Боже, Джек, там есть досье даже на меня – да даже на президента Никсона есть!
– Нет нужды читать весь этот мусор, – сказал Хэмилтон взволнованно. – Марша вступила в Прогрессивную партию еще в 48-м, еще первокурсницей в колледже. Она перечисляла деньги Комитету помощи испанским беженцам. Она была подписана на журнал «На самом деле». Все это я уже слышал раньше.
– Прочитай новые материалы, – велел Эдвардс.
С трудом пробираясь сквозь доклад, Макфайф отыскал сводку о текущей ситуации. «Миссис Хэмилтон вышла из Прогрессивной партии в 1950-м. „На самом деле“ больше не выпускается. Однако в 1952-м она посещала собрания „Калифорнийских профессий, ремесел и наук“ – а это подставная организация с прокоммунистическими взглядами. Она подписала Стокгольмское воззвание и вступила в Союз гражданских свобод, который многими считается пролевым».
– Что вообще означает «пролевый»? Что это за слово? – воскликнул Хэмилтон.
– Это означает «симпатизирующий группам или личностям, которые симпатизируют коммунизму». – Макфайф трудолюбиво продолжил дальше: – Восьмого мая 1953 года миссис Хэмилтон написала в «Сан-Франциско кроникл» письмо, в котором протестовала против запрета Чарли Чаплину на въезд в США – а он весьма известный попутчик коммунистов. Она также подписала обращение «Спасти Розенбергов!» – осужденных изменников. В 1954 году она выступала перед Лигой женщин-избирателей Аламеды, ратуя за допуск в ООН Красного Китая – коммунистической страны. В 1955-м она вступила в оклендское отделение организации «Сосуществование или смерть», которая также имеет свои отделения в странах железного занавеса. А в 1956-м она пожертвовала деньги Ассоциации содействия прогрессу цветного населения. – Он озвучил цифру: – Сорок восемь долларов и пятьдесят пять центов.
Повисла тишина.
– Это всё? – поинтересовался Хэмилтон.
– Да, это весь материал, имеющий отношение к делу.
– А не сказано ли там еще, – Хэмилтон отчаянно пытался говорить спокойно, – что Марша была подписана на «Чикаго трибьюн»? Что она участвовала в избирательной кампании Эдлая Стивенсона в 1952-м? А в 1958-м она перечисляла деньги Обществу за гуманное отношение к собакам и кошкам?
– Я не понимаю, как это относится к делу, – нетерпеливо ответил Эдвардс.
– Это дополняет картину! Да, Марша была подписана на «На самом деле» – но еще она была подписана на «Нью-Йоркер». Она вышла из Прогрессивной партии одновременно с Уоллесом – и вступила в «Молодые демократы». Там ничего об этом нет? Да, ей было интересно узнать больше о коммунизме – но разве это делает ее коммунистом? Вы говорите всего лишь, что Марша читает левые журналы и слушает левых ораторов, но ведь это не значит, что она поддерживает коммунизм, или придерживается партийной дисциплины, или выступает за революционный переворот, или…
– Мы и не говорим, что твоя жена является коммунистом, – заметил Макфайф. – Мы говорим о том, что она представляет собою риск с точки зрения безопасности. И вероятность того, что Марша – коммунист, все же существует.
– Господи боже мой, – бессильно произнес Хэмилтон, – так что, мне надо доказать, что она не коммунист?
– Вероятность этого существует, – повторил Эдвардс. – Джек, ну приди же в себя, кончай уже это нытье. Может, Марша и красная, а может, и нет. Дело-то не в этом. У нас тут материал, который доказывает, что твоя жена увлечена политикой – и причем радикальной политикой. И это нехорошо.
– Марша увлечена вообще всем на свете. Она умная и образованная личность. И у нее в достатке свободного времени, чтоб интересоваться тем, чем она захочет. Или ей надо сидеть дома и просто… – Хэмилтон замялся, подыскивая слова, – и просто пылесосить свою мантилью?[1] Готовить ужин, шить и снова готовить?
– У нас здесь прослеживается некая закономерность, – сказал Макфайф. – Надо признать, что по отдельности приведенные факты ни на что не указывают. Но когда сложишь их вместе и сравнишь со статистическим средним… Джек, ну это просто-напросто чересчур. Твоя жена участвует в слишком уж многих пролевых движениях.
1
Манти́лья – элемент национального испанского женского костюма, длинный шелковый или кружевной шарф-вуаль, который обычно надевается поверх высокого гребня, вколотого в прическу, и падает на спину и плечи.