– Ну и что? Почему вы связываете кости именно с этим местом, а не с каким-нибудь другим, где их тоже обнаружили?
– По-моему, – ответил я, немного сбитый с толку, – все указывает на то, что злодей, который спрятал их там, начал с окрестностей Элтема, где пропал ваш клиент.
Мистер Джеллико поморщился:
– Вы смешиваете очередность находок с тем порядком, в котором зарыли кости. Где доказательства того, что останки, найденные в Сидкапе, были погребены там раньше, чем остальные, обнаруженные в других местах?
– Нет таких доказательств, – пожал я плечами.
– В таком случае, – заключил Джеллико, – ваше утверждение, будто убийца начал с окрестностей Элтема, не состоятельно.
Подумав, я вынужден был признать, что моя теория довольно шаткая. Выпустив последний заряд в этом неравном бою, я счел своевременным переменить тему.
– На днях я посетил Британский музей, – сообщил я, – и видел последний дар мистера Беллингэма. Экспонаты эффектно расставлены в центре зала.
– Да, я доволен их расположением. Уверен, мой старый друг порадовался бы. Глядя на них, я мечтаю, чтобы и он ими полюбовался. Может, в конце концов так и случится.
– Надеюсь, – искренне произнес я. – Вы ведь увлечены египтологией?
– Чрезвычайно, – ответил мистер Джеллико с живостью, на какую я не считал его способным. – Какой захватывающий предмет! Восходящая к младенчеству человеческой расы древняя цивилизация сохранилась нам в назидание в незыблемых монументах, словно муха, застывшая в янтаре. Все, связанное с Египтом, полно торжественности. Его окружает атмосфера чего-то постоянного, устойчивого, презирающего время и перемены. И место, и народ, и памятники – все свидетельствует о вечности.
Меня поразил всплеск красноречия со стороны черствого, немногословного адвоката. Энтузиазм превратил «сухаря» в сердечного человека, что не могло не вызвать симпатии, и я не замедлил этим воспользоваться.
– Однако, – сказал я, – с веками этот народ все-таки менялся.
– Конечно, народ, сражавшийся с Камбисом, уже не тот, который пришел в Египет пять тысяч лет назад. На протяжении пятидесяти столетий кровь гиксосов, сирийцев, эфиопов, хеттов и еще неизвестно скольких рас смешивалась с кровью египтян. Национальная группа непрерывно развивалась. Старая культура распространялась на новые народы, и иммигранты заканчивали тем, что становились египтянами. Поразительный феномен! Жизнь Древнего Египта напоминает скорее геологическую эпоху, чем историю единой нации. А вы тоже интересуетесь данной темой?
– Да, но я здесь полный невежда и читать о Египте начал недавно.
– С тех пор как познакомились с мисс Беллингэм? – спросил мистер Джеллико, сохраняя невозмутимость египетской мумии, зато я покраснел, раздосадованный его замечанием, после чего он спокойно добавил: – Мое предположение основано на том, что мисс Беллингэм живо увлечена Древним Египтом и весьма осведомлена в его истории.
– Она и вправду многое знает об египетских древностях, и, надо признаться, ваша догадка верна. В частности, мисс Беллингэм показала мне коллекцию своего дяди.
– Понимаю, – склонил голову мистер Джеллико. – Это весьма поучительное собрание, которое отлично подходит для общественного музея, хотя в экспонатах нет ничего необычного, что могло бы привлечь знатока. Погребальная утварь прекрасна в своем роде, футляр аккуратно сделан и недурно раскрашен.
– По мне, так он красив. Но почему мумию так обезобразили смолой?
– Интересный вопрос, – улыбнулся мой собеседник. – Футляры, вымазанные горной смолой, довольно распространены. В соседней галерее представлена мумия жрицы, покрытая слоем смолы практически целиком, за исключением позолоченного лица. Смолу использовали намеренно, чтобы уничтожить все надписи и скрыть личность умершего от расхитителей и осквернителей гробниц. На спину и ноги мумии Себекхотепа нанесен толстый слой смолы, но надписи с украшениями не задеты. Бальзамировщики явно намеревались их замазать, но почему передумали – осталось тайной. Гробница с мумией ни разу не подверглась разграблению, и дружище Беллингэм недоумевал, чем объяснить такой феномен.
– Небезызвестно, что смола часто употребляется современными художниками и обладает опасным свойством, а именно способностью размягчаться без всякой причины спустя долгое время после высыхания, – произнес я с видом знатока.
– Да-да, – подхватил Джеллико, – я читал об одной из картин Рейнольдса, кажется, о портрете светской дамы. Смола размягчилась, и один глаз красавицы сполз на щеку. Пришлось повесить изображение вниз головой и подогревать, пока глаз не возвратился на место. Но что именно вас смущает?