Последнее письмо Ольга прочла сама, дождавшись, когда девочка уснет. На этот раз Арцеулов писал не о древности, а о делах более чем современных. Впрочем, и о древности тоже. Монастырь Шекар-Гомп, именуемый также Стражем Раны, был основан много веков назад.
Спрятав послание, Зотова, стараясь не разбудить Наташку, достала купленный на книжном развале у Сухаревой башни карманный атлас, открыла карту Китая, отыскала маленький, притаившийся в самом углу Тибет. Никакого Шекар-Гомпа на карте не оказалось, и Ольга твердо решила ничему из прочитанного не верить. Не иначе бывший подполковник научной фантастикой увлекся, причем не простой, а откровенно антисоветской. Но что-то тревожило, не давая успокоиться. Постановление от 20 января 1920 года «Об осуждении практики злоупотребления некоторыми видами научных работ». Про Шекар-Гомп, он же «Объект № 1» там было не слишком много, два абзаца всего…
Значит, все правда? Тайная военная база, научный центр, «оранжевое» излучение, гигантский кристалл, похожий на голову слона…
Письмо Ольга сожгла в пепельнице. Почему-то вспомнилась Техгруппа: небольшая комната, стол, пачки писем про Вечные двигатели. И Шушмор вспомнился, и Сеньгаозеро, и «дубль-дирекция». А заодно и Наташка Четвертак, мирно сопящая под старым одеялом. Если сейчас ее расстреляют, никто ничего даже не узнает.
А если нет? Кому такое расскажешь?
4
— Как фамилия? — изумился поручик, прижимая телефонную трубку к самому уху. — Повторите!..
Не дослушал, вскочил, чуть не опрокинув стул.
— Сейчас выйду! Да, сейчас!..
Сидевший возле двери в сталинский кабинет Иван Павлович Товстуха, оторвавшись от чтения утреннего выпуска «Правды», взглянул недоуменно. Семен, ничего не став объяснять, вернул трубку на место, привычно заправил за пояс недвижную десницу.
— Я быстро. На проходную — и назад.
Первый сталинский помощник, флегматично пожав плечами, вновь углубился в чтение передовицы. Иван Павлович суеты не признавал. Дела, по его твердому убеждению, должны идти законным порядком, пусть даже за окнами плещет Всемирный Потоп. За что и был уважаем весьма придирчивым шефом.
Семен Тулак канцелярской волокиты чурался, но это утро ему пришлось провести именно в кабинете у двух черных телефонов. На парад поручик не попал, вместо этого пришлось принимать целую лавину звонков, как по делу, так и совершенно пустых. Нелепая сплетня об арестах высшего авиационного командования не рассеялась даже после появления над Главной Площадью сверкающих новеньким дюралем аэропланов, недавно закупленных в дружественной Германии. Хватало и прочих нелепиц. Сообщали о взрыве на пороховом заводе в Казани, диверсии в сухом доке Кронштадта и даже про мятеж Тамбовского гарнизона. Все это после проверки оказывалось форменной ерундой, но само обилие слухов заставляло задуматься. Кто-то явно не прочь крепко потрепать нервы наркому. Едва ли на это способны парижские эмигранты. Иное дело, сторонники покойного Льва Революции, занимавшие видные посты в военных округах и контролирующие связь.
Известие о смерти Зиновьева никого, как успел заметить Семен, особо не взволновало. Курившие на роскошных мраморных лестницах «краскомы» поминали убиенного «Гришку» без всякого пиетета — Ромовую Бабу не любили ни троцкисты, ни люди Сталина. Караулы в здании усилили, усадили наиболее писучих за сочинение статьи о воинских подвигах «Красного Галифе»[49] для завтрашней «Красной Звезды», всем же прочим было велено соблюдать спокойствие. Ни в Петрограде, ни в Столице военного положения вводить не стали, более того, войскам после парада приказали немедленно возвращаться в казармы.
Караул у входа откровенно бездельничал. При виде помощника наркома служивые подтянулись, но без особого рвения. Поручик, невольно скривившись при виде подобного безобразия, толкнул плечом тяжелую дверь. Выскочил на улицу, оглянулся.
— Здравствуйте, товарищ Тулак!
Шпион и диверсант Ахилло был неузнаваем. Вместо строгой формы — полосатый, слегка приталенный костюм, мешковатые широкие брюки, рубашка с мягким воротничком, галстук в крапинку, а в довершение всего — элегантная белая шляпа. Не хватало только розана в петлице.
— Вас и не узнать! — констатировал поручик. — Добрый день, Микаэль Александрович!
По смуглому лицу тенью промелькнула улыбка:
— Работа у меня такая — чтобы не узнавали. Давайте без отчества, и лучше просто «Михаил»…