– Сделаем так… Завтра, в десять вечера, вы подходите к тому месту, где на товарища Чудова напал этот белый гад. Место найдете?
Косухин кивнул.
– Не знаю, буду ли сам, но я пришлю туда собаку. Поищем след…
– Да какой там след? – удивился Степа. – Почти целый день прошел! Да и снег…
– А мы попробуем, – товарищ Венцлав мрачно усмехнулся, и Косухину сразу же расхотелось спорить.
Весь день Степа бегал по городу, заменяя временно выбывшего из пролетарского строя товарища Чудова. Ночь прошла не лучше. Со стороны Иннокентьевской уже слышались разрывы снарядов – это наступал Каппель. Приходилось решать уйму вопросов, организовывать новые отряды из сознательных пролетариев, которые отчего-то каждый раз оказывались недостаточно сознательными, да еще вдобавок выступать на митингах. На следующее утро, вспомнив о приказе Венцлава, Косухин поймал вечно спешившего врага революции Федоровича и договорился, что тот выделит к вечеру десяток бойцов из бывшего Степиного отряда.
Когда стемнело, Степа уже еле волочил ноги от усталости. Очень хотелось спать, но указанное время приближалось, и Косухин, дождавшись обещанной подмоги – Федорович не обманул – двинулся туда, где белая контра напала на дорогого товарища Чудова.
Место схватки уже успело покрыться легким снежком. Вокруг была масса следов, оставленных дружинниками и просто любопытными. Косухин пожал плечами – в затею с ищейкой верилось слабо. Между тем время подходило к девяти. Бойцы отряда, не понимавшие цели этой странной экспедиции, начали перешучиваться. Степа ждал, поглядывая по сторонам, но товарища Венцлава все не было.
Внезапно послышался легкий шорох. Из темноты прямо к ногам Косухина вынырнула огромная черная собака. На ней не было ни намордника, ни ошейника, и Степа поневоле испугался. Но поздняя гостья внимательно посмотрела ему в глаза, а затем неторопливо подбежала к месту схватки. Все разговоры разом стихли.
– Видать, из породистых! – заметил один из бойцов.
– Нет такой породы, – возразил какой-то знаток.
– Видали? Глаза! Красные!
– Тише вы! – прикрикнул Степа. Собака сделала несколько кругов около места схватки, затем подняла огромную морду, как бы принюхиваясь, и вдруг завыла. Вой был долгий и какой-то странный. Степе вдруг почудилось, что он различает дикие непонятные слова…
Это заметил не он один. Кто-то из бойцов, несмотря на пролетарское происхождение, начал тайком креститься. Косухин вдруг вспомнил мертвое лицо генерала Ирмана, и пальцы сами собой сложилось в щепоть. Но он успел поднести их ко лбу – собака взглянула на него умными, злыми глазами и тихо зарычала. Рука замерла…
– Пошли отсюда, а? – предложил кто-то, но ищейка, вновь зарычав, подбежала прямо к Степе и мотнула огромной черной мордой. Косухин понял и дал команду двигаться.
Собака бежала быстро, почти не принюхиваясь. Лишь изредка она останавливалась – и то, как показалось Степе, не для того, чтобы отыскать пропавший след, а попросту поджидая не столь проворных бойцов. Странное путешествие вначале проходило в полном молчании, но затем языки постепенно развязались. Черемховцы, меряя валенками заледенелые улицы вечернего Иркутска, начали высказывать предположения, что именно ищет непонятная псина и давать советы не мешать ей в ее личной жизни. Но Степа, сам удивленный всем происходящим, одергивал шутников и приказывал не отставать.
Они прошли уже немало, как вдруг собака остановилась и замерла. Бойцы, окончательно пришедшие в веселое настроение, предложили, что здесь и должно состояться намеченное собачье рандеву. Но странная ищейка внезапно повернула голову, блеснув огромными, красными глазами, негромко зарычала, а затем неторопливо перебежала улицу к ближайшему дому и остановилась у крыльца.
Косухин почувствовал – шутки кончились. Он махнул рукой, один из бойцов неслышно пересек улицу и подобрался к крыльцу, немного подождал – а затем резко махнул рукой.
– Четверо к окнам! – распорядился Косухин. – Остальные за мной! Оружие к бою!
Они ворвались на крыльцо, вышибли легкую дверь и очутились в темной прихожей. Но дом не был пуст – из комнаты лился несильный свет лампы, слышался звук голосов. Внезапно из проема двери появилось чье-то испуганное лицо, тишину разорвал крик:
– Господа! Красные!
Ударили выстрелы. Двое Степиных бойцов упали на месте. Косухин озлился и, припечатав всю компанию петровским загибом, швырнул в темноту тяжелую гранату.
Взрыв самодельной бомбы, изготовленной в железнодорожных мастерских Черемхова, бросил Степу на пол. С потолка сыпалась штукатурка, громко кричал смертельно раненый офицер, но битва была выиграна. Четверо оборонявшихся легли на месте, а остальные оказались в западне – в глубоком темном погребе.
Косухин подошел к обгорелому люку, предложив выходить по одному и без оружия. В противном случае он обещал швырнуть вторую бомбу прямо в подвал. Наступило молчание, затем вновь ударил выстрел, другой, третий. Косухин взмахнул гранатой, но вдруг снизу все стихло, и кто-то крикнул: «Сдаемся!»
Пленных выстроили у крыльца. Всего, не считая двоих тяжелораненых, в плен попало шестеро. Трое застрелились – это и были выстрелы, слышанные из люка.
Офицеры, пораженные неожиданностью нападения, растерянно поглядывали то на мрачного Степу, то на угрюмых черемховцев – гибель двух товарищей рассердила бойцов до последней степени. Косухин пару раз прошелся мимо неровной шеренги пленных и наконец заговорил. Он напомнил белой сволочи, что они и так приговорены историей, как лютые и опасные враги мирового пролетариата. Вдобавок они оказали сопротивление бойцам революции, что окончательно решает их судьбу.
Косухин выждал минуту, но ничего кроме негромкой фразы о «красной гадине» не услышал.
– В общем так, чердынь-калуга, – заключил он. – Кто расскажет, где сейчас полковник Лебедев или капитан Арцеулов, доживет, так и быть, до утра. Остальных тут положим. Ну, господа хорошие, какие есть мнения?
– Я… я… – внезапно заговорил один из офицеров. – Подполковник Ревяко… Я знаю Арцеулова…
– Стыдитесь! – крикнул кто-то. Степа махнул рукой, и Ревяко оттащили в сторону. Бойцы вскинули винтовки. Залп вышел нестройный, но добивать никого не пришлось – стреляли почти в упор.
– Так где Арцеулов?
Степа решил не тянуть с допросом, тем более трупы, лежавшие в нескольких шагах, поневоле приглашали к откровенности.
– Я… я все скажу… – бормотал Ревяко. – Он ушел… Его увел штабс-капитан Мережко… Он, Мережко, лежит в подвале, застрелился… Господин красный офицер, не убивайте… Я знаю про полковника Лебедева, он летчик, у него на самом деле другая фамилия…
– Сейчас я тебе дам «господина», – пообещал Косухин, примериваясь к дергающейся скуле, но в последний момент сдержался. Бить пленных не полагалось – это Степа усвоил крепко.
– Увести. К товарищу Чудову… И осмотреть тут все…
Пока бойцы производили обыск, Косухин медленно прохаживался по переулку. Конечно, это был успех – целое гнездо контры накрыто и обезврежено, но ни лютого гада Арцеулова, ни таинственного Лебедева найти не удалось.
Внезапно он увидел собаку, просидевшую весь бой возле крыльца.
– Ну что? – усмехнулся Степа. – Тушенки выдать, герой? А, может, ты еще и Арцеулова выследишь?
Собака внимательно поглядела на Косухина и внезапно кивнула.
– Ты… – обомлел тот.
В глазах ищейки вновь загорелись красные огоньки, она отбежала в сторону и оглянулась, как бы приглашая Степу за собой.
– Ладно, чердынь-калуга!
Косухин передал команду одному из бойцов, велев поскорее все закончить и доложить товарищу Чудову. Собака нетерпеливо ждала и даже начала негромко рычать.
– Пошли, – вздохнул Косухин, доставая револьвер.
На этот раз собака бежала быстро, перепрыгивая через сугробы и ныряя в дыры в заборах. Степа едва успевал за ней. Пару раз он призывал четвероногого сыщика к порядку, но собака не слушала. Она уже не рычала, а тихо выла.