— Мама, почему ты не попросишь этого князя забрать нас во дворец? — спрашивает Кэтриона, видя, как мать прячет деньги в потайной карман на широком поясе. — Мелкий Пит сказал, что этот князь живёт во дворце короля, и он очень богат. Мы могли бы жить так, как раньше.
— Тихо! — мать вскидывает руку и оглядывается на дверь. — Молчи ради всех богов! И никому не говори, кто к нам приезжал, хорошо?
— За это нас тоже могут убить плохие люди? — спрашивает Кэтриона.
Плохих людей очень много. И они могут убить буквально за всё. За то, что они бежали из дома. За то, что живут здесь. За то, что делает мать. За тот танец, что Кэтриона танцует под мостом. За кусок хлеба. За корзину мидий. За то, кто они…
А кто они? Этого Кэтриона не знает.
За зельем приезжает уже не сам князь, а какой-то неприятный человек в войлочной шляпе и со шрамом на лице. Он прихрамывает, и на его левой руке видны следы безобразных ожогов, похожих на большие бордовые кляксы. И, пока мать запечатывает воском горшочек с зельем, этот неприятный человек внимательно рассматривает их дом и весь нехитрый скарб. И Кэтриону. А когда он уходит, мать смотрит ему вслед тревожно и испуганно, сыплет на порог соль и шепчет слова оградительной тавры. Потом достаёт из сундука кинжал и прикрепляет его к поясу. Весь день она то и дело выглядывает из окна на улицу, к вечеру собирает в узел всё самое необходимое, а ночью будит Кэтриону и прижимает к её губам ладонь со словами:
— Т-с-с-с! Ни звука!
И Кэтриона понимает — плохие люди уже близко. Но ей не привыкать к внезапному бегству посреди ночи.
Они спешно одеваются прямо в темноте и, прихватив узел с вещами, выскальзывают из комнаты. Спускаются в подвал и выбираются через окно на соседнюю улицу. Там темно, хоть глаз коли, Кэтриона поскальзывается и тут же наступает в лужу, но мать крепко держит её за руку и тащит за собой. Ей страшно, очень страшно, потому что они снова бегут в ночь и полную неизвестность, и Кэтриона понимает, что кинжал на поясе матери — это очень слабая защита от всего, что прячет в своей утробе проклятый Нижний город. Да и вообще весь мир. А потом они стоят, прижавшись к стене одного из домов, укрытые пологом дикого винограда и темнотой, и пытаются успокоить дыхание. Отсюда видно, как в окне их комнаты то появляется, то исчезает пятно света. Там кто-то ходит со свечой или лампой.
— Ашш дейкес! Пёсьи души! — мать плюёт прямо на дорогу и шипит: — Попомнишь ты меня, князь Сиверт! Всё получишь сполна, что просил! И ты, и твоя дочь!
Воспоминание мелькнуло и легло ещё одним кусочком в мозаику её прошлого. Кэтриона вздрогнула и оглянулась. Ощутила, что даже сейчас, спустя столько лет, внутри, как клубок змей, всё ещё шевелится тот давний страх маленькой девочки, как он распирает грудь и внезапно перерастает в глухую ярость. Почему-то эти воспоминания так свежи, как будто всё случилось только что. И это чувство беспомощности перед неизвестностью было таким жгучим, что требовало выхода прямо здесь и сейчас.
Кэтриона зажмурилась, пытаясь стряхнуть с себя накатившую ярость, отрешиться, но всё то, чему её обучали в Ирдионе, больше не помогало. Взгляд упал на стоящую поодаль телегу с соломой, и в тот же миг она вспыхнула, так ярко, словно в неё щедро плеснули ирдионского огня. И следом загорелся камыш на берегу речки, и жухлая трава вдоль тропинки. Всё, на что падал взгляд Кэтрионы, охватывало пламя, как будто кто-то невидимый шёл и разливал повсюду ирдионский огонь. А она стояла, оцепенев, и вокруг было тихо, так тихо, словно весь мир погрузился в прозрачную густую вату.
Кэтриона смотрела на огонь невидящим взглядом и даже моргнуть не могла, ощущая, как вся её ярость уходит туда, в это чистое пламя, и вслед за ней и её душа очищается от старых обид.
— Кэти! Очнись! — Рикард с силой схватил её за запястье, и только тогда она смогла оторвать взгляд от берега. — Смотри на меня! Слышишь?! Смотри на меня!
Тишина раскололась мгновенно. Мир взорвался неистовыми криками и рёвом пламени. Люди бежали к реке с вёдрами и черпали воду, пытаясь потушить огонь. У коновязи метались лошади, и визжали в загоне свиньи, а огненная стена наступала на подворье, и никак не желала гаснуть.
Миеле-заступница! Да что же она творит!
— Кэти! Кэти! Демоны Ашша! — Рикард развернул её к себе и крепко обнял, шепча на ухо: — Тихо! Тихо! Успокойся… Ш-ш-ш…
Огонь начал опадать, жаться к земле и затухать. И вскоре, превратившись в плотный сизый дым, расстелился понизу и пополз над рекой вниз по течению.