Кэтриона подбирается к ней, садится рядом. Кладёт её голову себе на колени и долго гладит по волосам. Мать плачет беззвучно. Слёзы просто вытекают из её глаз и капают Кэтрионе на колени, но рыданий нет.
И той ночью Кэтриона решает, что им просто нужно где-то снова взять денег, чтобы плохие люди больше никогда не приходили в их дом. Тогда и бежать будет не нужно, и бояться тоже. И танцевать этот жуткий танец…
А денег она добудет. Она уже показывала Мелкому Питу, как это — танцевать вайху. Он после этого долго сидел, будто выпив снотворного молока, а потом дал Кэтрионе три медных монеты и сказал, что хочет ещё. И если каждый ей будет давать за такое по три монеты, то матери не придётся больше приводить в их дом людей вроде этих Сивертов.
Конечно, танцует она не так, как её мать, но сегодняшняя огненная птица открыла перед ней что-то новое, чему Кэтриона ещё не придумала названия. Как будто внутри неё поселился кто-то очень сильный, но упрямый и несговорчивый, и только отчаяние и страх смогли заставить его прийти на помощь.
Утром мать снова наматывает на голову тюрбан, надевает юбку наизнанку, чтобы она выглядела чище, решительно берёт узел с вещами и велит Кэтрионе следовать за ней. В ней что-то изменилось, и Кэтрионе кажется, что в её глазах сегодня гораздо больше черноты.
И, как Кэтриона понимает сейчас, именно в ту ночь мать и обратила своё колдовство против Сивертов. Ею двигали обида, ярость и страх. И понимание того, что ей некуда податься. Им не уплыть в Эддар, потому что деньги отнял боцман. И, чтобы снова заработать на билет, ей нужно вернуться в Нижний город и взяться за карты на свой страх и риск. Но той ночью её мать выбрала другой путь — обратилась к богу Ашшу. Что просила она у бога? Спасения? Защиты? Мести? Но чтобы она ни попросила, видимо, взамен Ашш потребовал с неё какую-то плату.
Её мать не была жестокой. Скорее, отчаявшейся. Но та женщина, которую Кэтриона видела в Чёрной Пади выпускающей Зверя, была уже совсем не похожа на её мать. Слишком чёрными были её глаза…
После того танца мать изменилась, стала более молчаливой. И если раньше многим людям она отказывала в их просьбах, ведь они просили разное, и не только погадать или заговорить зубную боль, то теперь она не отказывала никому. И больше не брала в оплату продукты, только деньги, и не стала уступать в цене.
Они поселились по другую сторону от порта, в каморке над таверной. Снизу из кухни постоянно доносился запах подгорелого масла, а пьяный гвалт иной раз не давал заснуть до утра. Но у этой каморки было одно преимущество — вторая дверь вела на соседнюю крышу, а их вещи так и лежали связанными в два узла, как раз у этой двери, на случай, если придётся бежать. Мать сказала, что здесь они задержатся ненадолго, и как только наберут достаточную сумму, то сразу же сядут на корабль и отправятся в Эддар.
Но всё повторилось.
Сначала она заговорила зубную боль хозяйке таверны, потом помогла зеленщику, и весть о знахарке стала распространяться от человека к человеку, как сухой степной пожар. И вскоре у таверны уже стали появляться гонцы из богатых домов. Закутанные в плащи и осторожные, они приглядывались к вывеске, а потом с опаской заходили внутрь…
А дальше…
Её вайха с каждым разом становилась всё лучше, и денег ей платили всё больше. Ещё немного, и они бы смогли уплыть в Эддар…
Кэтриона тряхнула головой, отпуская воспоминание, и взялась за деревянную закладку. Может быть, эта книга откроет перед ней и другие тайны? И она выяснит, что же произошло дальше с того момента, как ирдионские рыцари разлучили их с матерью?
Она положила ладонь на страницу, буквы вновь проступили ярко, и дальше рассказ пошёл о том, как князь Сиверт, не получив желаемого с помощью зелья, вновь принялся искать колдунью, но узнал, что её сожгли.
Да уж, кто-то из аладиров: Магнус или Рошер, а может, это был Крэд, позаботился о том, чтобы все стали считать колдунью мёртвой.
«Тогда князь Сиверт занялся организацией большого весеннего карнавала, надеясь, что хотя бы это развлечёт короля и даст возможность его дочери Камилле побыть с ним рядом и попытаться его увлечь. Он желал породниться с королевской семьёй больше всего на свете.
Карнавал и в самом деле развеселил короля. Но король увлёкся вовсе не дочерью князя Сиверта, а иноземной красавицей, которая прибыла на карнавал тайно…»