Роуэн скривился. Каждый звук отдавался внутри черепа немилосердной болью.
Святые небеса!
За дверью – нет, пожалуй, даже дальше, на лестнице – послышался мужской голос. Роуэн невольно напряг слух, но не смог разобрать ни единого слова. Зато раздражение в голосе Майри уловил безошибочно.
Неужели заявился кто-то из ее пресловутых родственничков? Роуэн внутренне напрягся. Сейчас для него даже стук открывающейся двери – целое испытание, а уж стычки с Керрами ему точно не выдержать!
Кое в чем он оказался прав. Дверь действительно открылась, но разгневанный родственник Майри на пороге, к счастью, не возник. Тонкая, затянутая в черную кожу ручка Майри швырнула в каморку два одеяла и бумажный сверток. Упав на пол, он развернулся; по каменным плитам покатились несколько ячменных лепешек и кусок жареного мяса. Следом полетела кожаная фляжка, которая нырнула бы в дальний угол, если бы Роуэн вовремя не подставил ногу.
– Твой ужин! – объявил девичий голос.
– Тысяча благодарностей, – бросил Роуэн в тишину, наступившую после железного лязга щеколды с внешней стороны двери и быстрого топота ног по коридору.
Роуэн улыбнулся, превозмогая лютую головную боль и спазмы в желудке. Улыбка стала еще шире, когда он обвел взглядом свое вынужденное пристанище.
Линкрейг – не самая подходящая тюрьма для Скотта из Блэкдраммонда. Полуразрушенная крепость изобиловала секретными ходами и лазами, ни один из которых не остался тайной для Роуэна и Алека. В детстве они изучили эти руины вдоль и поперек. Вот стихнет хоть немножко боль, и он без труда найдет путь из темницы на свободу.
Роуэн со вздохом откинулся на плащ, из которого Майри соорудила нечто вроде подушки. Казалось, вся кровь прихлынула к голове и безжалостным пульсом застучала в рассеченном лбу. Вековые стены подозрительно покачивались, каменные плиты пола ходили ходуном, точно палуба корабля.
Стараясь не делать лишних движений, Роуэн протянул руку, нащупал тяжелую, теплую фляжку и вынул завернутую в тряпицу деревянную пробку. Поморщился, глотнув жирного говяжьего бульона. Сейчас бы чего-нибудь покрепче… Но узникам выбирать не приходится. Сделав несколько больших глотков, Роуэн ощупью закрыл фляжку и опустил веки.
Горячий бульон сотворил чудо. Усталое, но уже далекое от обморока забытье вмиг навалилось на Роуэна, набросило вязкие оковы, настойчиво тянуло в глубину целебного сна. Что ж… наверное, сон – и впрямь лучшее лекарство… вяло размышлял Роуэн. И не стоит сопротивляться…
Майри с гор… Уже в дреме, Роуэн улыбнулся. Интересно, а не тревожили ли ее призраки Линкрейга?
Эта мысль вызвала следующую и последнюю – перед тем, как Роуэн погрузился в сон.
Спросить бы у воинственной малышки, не знает ли она случайно, где спрятано испанское золото?
6
Раскаты грома пробились в дремлющее сознание и почему-то превратились в звонкий ритмичный цокот копыт. Майри открыла глаза и рывком села на постели.
Свет луны, проникая сквозь щели в потолке, ложился длинными узкими полосками на убогое соломенное ложе и потемневшие от времени балки, служившие потолком в большой комнате дома Айана и Дженнет, и полом – на чердаке, где на время поселилась Майри.
Услыхав свое имя, Майри повернула голову, прищурилась, глядя в темноту. В проеме показались медные кудри и бледное лицо Дженнет.
– Опять ночные грабители по нашу душу, – шепнула она Майри. – Спускайся!
Дженнет ждала, тревожно оглядываясь через плечо на дверь крохотного домика. Со двора доносились удары копыт, лошадиное фырканье и громкие мужские голоса. Еще громче звучал заливистый лай любимца Айана, щенка волкодава, которого именно за этот звонкий лай прозвали Блюбелл [1].
Спрыгнув с кровати, Майри мигом натянула холщовую сорочку, нашарила в темноте толстую шаль, размерами больше схожую с пледом.
Майри была спокойна и не испытывала страха. За недели, прошедшие с ареста брата, она находилась в состоянии постоянного напряжения. Опасности подстерегали на каждом шагу. К чуть ли не еженощным набегам добавлялся риск ее собственных ночных вылазок на большую дорогу.
Душа ее заледенела; чувства и переживания если и не умерли, то затаились где-то очень, очень глубоко.
Временами Майри казалось, что сердце ее заковано в броню напускной отваги и искренней решимости спасти брата. В броню, сквозь которую не под силу пробиться иным, более нежным чувствам.
Только такую, новую, ожесточенную Майри и видели ночные грабители.
Только такую ее и знает Роуэн Скотт. Слава богу, он был без сознания в тот момент, когда она растаяла от жалости к нему. Другой Майри он не видел.
И не увидит.
– Кристи дома нет, – шепнула Дженнет. – Придется нам с тобой вдвоем разбираться с… этими.
Кивнув, Майри набросила шаль на плечи.
– Уже иду. Как Робин?
– Пока спит, – отозвалась Дженнет, – но скоро время кормления. А от собаки никакого проку. Радуется, дурень, что народу полный двор.
– Кто такие, не знаешь?
– Хэкки Эллиот с братьями и английским сбродом.
– В прошлый раз тоже была эта банда, – вздохнула Майри. – Пойдем-ка, пожалуй, а то вышибут дверь.
Дженнет кивнула и быстро спустилась по приставной лесенке.
Перед тем как последовать за невесткой, Майри поплотнее завернулась в шаль, крест-накрест обвила талию и завязала концы узлом сзади. Возиться с многочисленными крючками и завязками времени не было, так что ее шерстяное платье осталось висеть на гвозде.
Приводить в порядок волосы тоже не имело смысла. Майри лишь забросила густую спутанную косу за плечи. Ради кого прихорашиваться? Ради головорезов, в который раз нападающих на семью, где нет кормильца?
Упрямо тряхнув головой, она прошлепала босыми ступнями по щербатым балкам и спустилась вслед за Дженнет.
Едва ее нога прикоснулась к полу, как горячий шершавый язык облизал пальцы.
– Ой, Блюбелл! Прекрати! – Девушка невольно отдернула ногу и спрыгнула с последней ступеньки. – Дружок, когда же ты ума-разума наберешься? – укоризненно бормотала она, отпихивая с дороги крупного пса с серебристой шерстью. – Когда научишься сторожить дом, как положено приличной собаке? Место! Кому говорю – место! – Она подтолкнула щенка к люльке. – Охраняй Робина. Хоть это ты сумеешь, глупый пес.
В лунном свете блеснул добродушный оскал питомца Айана. Блюбелл просеменил через комнату и растянулся на излюбленном месте между колыбелькой и очагом.
Подходя к окну, Майри вспоминала, как смертельно боялась ночных набегов все детство, пока жила с братом-близнецом у Керров, родичей своего отца Дункана Макрэя. Бывало, до рассвета не могла уснуть и в конце концов будила брата, дрожа от страха.
Сколько лет прошло… Она выросла, страхи ее поутихли, а от некоторых не осталось и следа.
Да, жизнь на границе не прошла для нее бесследно. А если бы Джонни Керр остался жив и она вышла бы за него замуж? Не превратил бы вечный риск девушку из горного клана в одну из тех жестких, озлобленных женщин, с которыми Майри была здесь знакома и которых временами даже побаивалась?
Еще и сейчас случались ночи, когда она плакала в подушку и замирала на своем соломенном тюфяке, в ужасе дожидаясь зловещих звуков ночного набега.
Наверное, в душе она осталась все той же крошкой Майри, при любой опасности прятавшейся за спину брата-близнеца. И душа ее изнывала от тоски по родным горам Шотландии. Но как бы ни тянуло ее в отчий дом, Майри ни за что не бросила бы Айана без помощи и поддержки, а Дженнет – одну, без мужа, с новорожденным сыном на руках.
Дверь внезапно распахнулась. В черном проеме сверкнули острия копий и конусы металлических шлемов.
Майри пролетела мимо очага с тускло мерцающими торфяными брикетами и надраенного до желтизны дубового стола, мимо деревянной кровати Айана и Дженнет, мимо колыбели, рядом с которой растянулся Блюбелл… И замерла на пороге.
Ветер хлестал неподвижные фигуры заполонивших маленький двор всадников. Влажно блестели шлемы, мечи и копья, устремленные в ночное небо.