Но в небе что-то было.
Не птица — потому что оно не двигалось, не летело. И не облако — потому что было твердое, с четкими очертаниями, круглое. И оно светилось — почти так же ярко, как солнце.
Привлеченная зрелищем, Мать вышла из тенистого леса на открытое пространство.
Она стала ходить туда-сюда под странным объектом и разглядывать его. Он был размером примерно с ее голову, и из него струился свет — вернее, свет солнца бликами отражался от него, как отражался бы от поверхности ручья. От объекта ничем не пахло. Будто плод, висевший на ветке, — но дерева не было. Четыре миллиарда лет адаптации к неизменному полю гравитации Земли заострили особый инстинкт, и Мать догадывалась, что такой маленький и прочный предмет не мог без поддержки висеть в воздухе: это было что-то новое, и поэтому этого следовало опасаться. Однако предмет не падал на Мать и даже не думал никоим образом на нее нападать.
Она встала на цыпочки и пристально уставилась на блестящий шар. И увидела два глаза, глядящие на нее.
Мать зарычала и встала ровно. Но парящий в воздухе шар никак на это не отреагировал, а когда обезьяна снова присмотрелась к нему, она поняла, в чем дело. Шар отражал ее — пусть искривленно и искаженно, но это были ее глаза: такими она их раньше видела, глядя на гладкую поверхность спокойной воды. Из всех животных на Земле только представители этого вида могли узнавать в таких отражениях себя, поскольку только они были наделены подлинным самосознанием. И все же Мать смутно догадывалась, что при всем том парящий в воздухе шар не просто отражает ее, но и смотрит на нее, как она смотрит на него. Так, будто он сам — огромное Око.
Мать вытянулась во весь рост, но, даже стоя на цыпочках, она не могла своими длинными руками обитательницы деревьев достать до шара. Будь у нее побольше времени, она бы, пожалуй, сообразила, что нужно найти что-нибудь, на что можно было бы встать, чтобы дотянуться до шара, — камень, скажем, или кипу хвороста.
Но тут закричала Дочь.
Мать опустилась на четвереньки и, еще не успев понять, что происходит, припустила бегом. А когда она увидела, что происходит с ее детенышем, она оторопела от ужаса.
Над Дочерью стояли два существа. Они походили на обезьян, но были высокими и держались очень прямо. До пояса они были ярко-красные, будто вымокли в крови, а лица у них были плоские и безволосые. И они завладели Дочерью. Они набросили на малышку что-то вроде лиан или лоз. Дочь брыкалась, визжала и кусалась, но два высоких существа легко опутали ее лианами.
Мать подпрыгнула, вопя и оскалившись.
Одно из красногрудых существ заметило ее. Его глаза округлились от испуга. Он схватил палку и швырнул ее в обезьяну. Что-то немыслимо тяжелое ударило Мать по виску. Она бежала быстро и была довольно тяжела, поэтому по инерции ее швырнуло прямо на красногрудого, и он не удержался на ногах. Но перед глазами у нее вспыхивали искры, а рот наполнился кровью.
На востоке из-за горизонта выплыла завеса клубящихся черных туч. Послышалось далекое рокотание грома, вспыхнула молния.
2
«Пташка»
В момент Разрыва Бисеза Датт находилась в воздухе.
Она сидела на заднем сиденье в кокпите вертолета, поэтому поле ее зрения было ограничено. Смех и грех: ведь ее миссия как раз заключалась в наблюдении за поверхностью земли. Как только «Пташка» набрала высоту, Бисеза увидела аккуратные ряды сборных ангаров базы, выстроенных четко, по-военному. Эта база ООН находилась здесь уже тридцать лет, и эти «временные» постройки приобрели некоторый обшарпанный шик, а проселочные дороги, разбегавшиеся в разные стороны по равнине, стали утрамбованными.
«Пташка» поднималась выше, база превратилась в пятно побелки и камуфляжного брезента, а потом и вовсе потерялась на огромной ладони земли. Местность была невзрачной. Лишь изредка кое-где мелькала серо-зеленая поросль — в тех местах, где за жизнь сражались горстки деревьев и чахлой травы. Но вдалеке, на горизонте, возвышались горы — величественные, с белыми снеговыми шапками.
«Пташку» качнуло вправо, и Бисезу швырнуло к вогнутой стенке кабины.
Кейси Отик, первый пилот, потянул в другую сторону ручку управления, и вскоре полет выровнялся. «Пташка», сбавив высоту, полетела над каменистой землей. Пилот обернулся и усмехнулся, глядя на Бисезу.
— Прошу прощения. В прогнозе погоды и в помине не было таких порывов ветра. Вечно эти умники метеорологи чего-нибудь набрешут. Вам как там, сзади, ничего?
Его голос в наушниках Бисезы звучал оглушительно громко.
— Как на заднем сиденье «Корвета».
Пилот улыбнулся шире, продемонстрировав ровные зубы.
— Орать не обязательно. Я вас по радио слышу. — Он постучал пальцем по шлему. — Ра-ди-о. У вас, что, в британской армии его еще нет?
Абдыкадыр Омар, второй пилот, глянул на американца и неодобрительно покачал головой.
«Пташка» представляла собой вертолет-разведчик с прозрачным кокпитом, продукт переделки боевого вертолета конца двадцатого века. В более спокойном две тысячи тридцать седьмом году «Пташку» использовали в более мирных целях: для наблюдений, поиска, спасательных работ. Прозрачный кокпит увеличили так, что вертолет мог брать на борт трех человек — двоих пилотов и одного пассажира. Этим пассажиром была Бисеза, ютившаяся на заднем сиденье.
Кейси вел машину-ветерана небрежно, держа ручку управления одной рукой. По званию Кейси Отик являлся старшим уоррент-офицером, и в это подразделение войск ООН его перевели из военно-воздушных и космических сил США. Приземистый, коренастый, в небесно-голубом ооновском шлеме, который он украсил абсолютно неподобающим по уставу анимационным изображением звездно-полосатого флага. Флаг развевался под анимационным ветром. До середины носа лицо Кейси на манер рыцарского забрала закрывал головной дисплей — толстая черная пластина. В итоге Бисеза видела только широкий и мощный подбородок пилота.
— Я прекрасно вижу, что вы на меня пялитесь, несмотря на ваш идиотский дисплей, — лаконично выразилась Бисеза.
Абдыкадыр, красивый пуштун, обернулся и улыбнулся.
— Вот проведете столько времени среди обезьян, сколько Кейси, и привыкнете к этому.
Кейси заметил:
— Да, я — настоящий джентльмен. — Он чуть отклонился назад, чтобы разглядеть бирку с ее именем. — Бисеза Датт. Это что, пакистанское имя?
— Индусское.
— Так вы из Индии? А акцент у вас какой? Австралийский, что ли?
Она с трудом удержалась от вздоха.
— Я родом из Манчестера. Я британка в третьем поколении.
Кейси произнес в духе Гэри Гранта:
— Добро пожаловать на борт, леди Датт.
Абдыкадыр поддел Кейси локтем.
— У тебя одни штампы. С одного стереотипа на другой перескакиваешь. Бисеза, у вас это первая миссия?
— Вторая, — ответила Бисеза.
— Я летал с этим поганцем десяток раз, и он всегда ведет себя одинаково, кто бы ни сидел позади. Не позволяйте ему вас дразнить.
— А он не дразнит, — примирительно отозвалась Бисеза. — Ему просто скучно, вот и все.
Кейси хрипловато хохотнул.
— Да уж, скукотища тут, на базе «Клавиус». Но вы-то должны себя чувствовать здесь как дома, леди Датт. Надо бы подыскать для вас пару-тройку плохишей, чтобы вы их грохнули из слонобоя.
Абдыкадыр улыбнулся Бисезе.
— Чего еще ждать от мнимого христианина, да еще и плута вдобавок?
— А ты — задавала-моджахед, — проворчал в ответ Кейси.
Похоже, выражение лица Бисезы встревожило Абдыкадыра.
— О, не переживайте. Я и в самом деле моджахед — вернее, был моджахедом, а он и вправду завзятый плут. И если честно, мы — закадычные друзья. Мы оба экуменисты. Только никому не говорите…