Таким образом, человеческое владычество в творении, если оно является формой царской власти, должно равняться на этот библейский пример:
Если мы владычествуем над другими созданиями Божьими, то призваны жить в мире с ними, как добрые пастыри и смиренные слуги. Мы не можем сказать, что сотворены по образу Божьему, и затем использовать это как повод злоупотреблять, пренебрегать или даже унижать прочих существ — ведь Бог не делает ничего подобного. Как цари, мы имеем власть над жизнью и смертью, и должны действовать в соответствии с принципами справедливости и милости. Но у нас также есть и другая обязанность — не только перед Богом, но и перед ними, — любить и защищать их.[95]
Следует отметить, что данная концепция царя–слуги лучше отражает отношение людей к остальному творению и более предпочтительна, чем часто используемая модель управителя. Представление о том, что мы должны быть управляющими творения, широко распространено и популярно, и, конечно, отражает некоторые фундаментальные библейские истины. Прежде всего, оно указывает на то, что мы не хозяева на земле. Скорее, нам доверил ее настоящий владелец. Тем не менее, концепция управителя имеет свои слабые стороны и может привести к неверному пониманию и злоупотреблению. В лучшем случае, управление широко используется в некоторых христианских кругах для сбора поддержки («мы поможем вам правильно распорядиться своими деньгами»). В худшем случае, слово используется в нехристианских кругах, чтобы придать нравственную ауру беспринципной эксплуатации ресурсов. Это слово говорит об управлении чем–либо, а не о заботливом отношении.
Проблема в том, что эта модель (управления) на самом деле не бросает вызов господствующему духу нашей упрощенной науки или потребительской технологии. Она всего лишь вторит современной идее, согласно которой мир и его обитатели, кроме людей, — то, чем мы можем пользоваться. Да, это ресурсы, но они принадлежат Богу; да, мы можем использовать их, но обязаны делать это осмотрительно и заботливо. Она также не бросает вызов нашему чувству превосходства: мы считаем, что управитель занимает более высокое положение, чем собственность, которой он управляет. Царь, с другой стороны, не руководит вещами, он властвует над живыми существами. Он должен отвечать перед Богом, а также он подотчетен своим подданным.[96]
Итак, давайте вспомним, что повеление в истории творения состоит не в том, чтобы быть управителями земли, а «владычествовать» над прочими созданиями. Поэтому приемлемой и правомочной библейской моделью является модель царствования, при условии, что мы правильно понимаем библейское учение о том, какими должны быть цари, и как они должны поступать в качестве слуг своих подданных.
Еще одним измерением ветхозаветной концепции царствования было то, что оно осуществлялось непосредственно ради слабых и бесправных. В Пс. 71 есть молитва, в которой говорится, что Бог наделяет царя справедливостью, чтобы он мог защищать страждущих и нуждающихся. Фундаментальной характеристикой справедливости в Ветхом Завете является не слепая бесстрастность, а посредничество с целью наведения порядка в отношениях, например, отстоять тех, с кем обошлись несправедливо, освободить угнетенных, дать возможность услышать голос слабых и беззащитных, позаботиться о них. Иер. 21,11 — 22, 5 придерживается данных критериев как идеалов, по которым оценивается иерусалимская монархия в глазах Бога. Соломон в лучшие времена своего царствования просил у Бога мудрости совершать суд, что является самым важным в правлении царя (3 Цар. 3, 5–12). Далее рассказчик иллюстрирует, как Бог ответил на его молитву, повествуя историю о мудрости Соломона в разрешении тяжбы двух женщин об их младенцах: осуществление царской власти, направленной на отстаивание интересов наиболее беззащитных, засвидетельствовано народом как «мудрость Божья в нем, чтобы производить суд» (3 Цар. 3, 16–28). И в кульминационной главе книги Притчей мудрость матери царя Лемуила выдвигает важнейший вызов царствованию:
Таким образом, владычествовать над остальным творением как царь, действовать как образ Бога — значит восстанавливать библейскую справедливость во всем творении. А осуществление справедливости должно включать особое внимание к немощным и беззащитными. «Говори в защиту тех, кто не может защитить себя сам» — это задача человеческого царствования, которая напоминает о нашей ответственности перед остальным творением, так же как правитель ответственен за своих подданных.[97] Быть голосом безгласных, несомненно, побуждает христиан стать участниками экологической деятельности: защищать вымирающие виды и среду их обитания, оберегать окружающую среду и прочее.
В самом деле, подобная сострадательная справедливость должна быть чертой не только царей в Ветхом Завете, но нравственного поведения всех людей. И, по крайней мере, один текст явно расширяет границы нравственного долга за пределы человеческих отношений:
Nepes в этом случае означает внутренние, невыразимые чувства и потребности животного (как оно употреблялось бы в отношении человека). Таким образом, одной из характеристик библейской праведности будет забота о животных в той же мере, как и о собрате–человеке.
Напротив, нечестивый (который в любом случае не заботится о справедливости, Притч. 29, 7) превратил сострадание в жестокость.
Значение этого изречения нельзя недооценивать. Из всех еврейских добродетелей, наиболее всеохватывающая (sedeq) и глубоко переживаемая (rahamim) используется в отношении Бога к людям и людей к подобным себе, и говорит о правильном и неправильном отношении к животным. Таким образом, отношение к животным также является частью нашей этики.[98]
Наконец, о нашей царственной роли в творении, воплощаемой в служении, мы можем узнать и за пределами Ветхого Завета, глядя на образец, данный нам Господом Иисусом Христом. И это неудивительно, ведь мы призваны действовать как образ Бога в творении, а Христос — это совершенный образ Бога. Поэтому его модель господства выражалась посредством служения, которое заключалось в великодушной любви и самопожертвовании ради тех, кому он пришел послужить. Мы хорошо знаем примеры христоподобного служения нашим собратьям–людям. Однако нет причин, чтобы не применить такую христоподобную ответственность к природному миру, который сотворен Христом и для него. Ветхий Завет уже дает нам убедительный пример учения о великодушной заботе Бога обо всех его созданиях (Пс. 103 и 144 — это классические описания). Иисус рассматривал эту характеристику своего Отца как неоспоримую предпосылку, на которой он мог строить свое учение (Мф. 6,25–34).[99] Итак, в нашем распоряжении масса библейских свидетельств, с помощью которых мы можем обрисовать контуры христоподобной экологической этики. Эндрю Линзи (Andrew Linzey) сосредотачивает внимание на Христовой модели жертвенной любви. Напоминая о главных «знаковых» текстах, подобных Флп. 2, 5–9 и Мф. 25, 35–37, он переносит их на наше отношение к животным:
96
Ibid., р. 222. Джим Болл (Jim Ball) предлагает полезную таблицу различных евангельских толкований значения «управления» от таких, которые рассматривают все остальное творение всего лишь ресурсами для людей, которые можно максимально использовать, до таких трактовок, которые подчеркивают модель служения, обсуждаемую здесь. См. J. Ball, 'Ecological Crisis', p. 230.
97
Более полное нравственное и библейское рассмотрение этой идеи см. Linzey,
99
Подробный анализ учения и поступков Иисуса в отношении животных см. Richard J. Bauckham, 'Jesus and Animals'.