Далее Филипп Дейвис утверждает, что в большинстве частей Ветхого Завета находит мало каких–либо нравственных ценностей, если вообще они там есть. Вот что он пишет, например, о пророках:
Именно здесь, где многие библейские ученые видят высокий этический уровень Ветхого Завета, я не могу найти последовательности, там нет даже элементарных этических размышлений. Богословие Сиона, святость бога, ненависть бога, брачный статус бога, месть и непостижимость бога, его монополия, власть и многое другое используются в качестве причины для выполнения того, что говорит пророк: много религии, мало этики и никакой последовательности. [389]
А вот его слова об этике Книги Левит:
У нас перед глазами картина самого безнравственного общества: тоталитарного государства, недалеко откатившееся от породившего его всесвятого, бескомпромиссного, поглощающего жертвы деспота и основателя фашистского кружка. Идеализированное общество Книги Левит — не утопия, разве что для ритуально чистых и во всем послушных, — рай только для правящей верхушки. [390]
Фраза «непредубежденная объективность» вряд ли приходит на ум первой, когда читаешь подобные строки.
Либо можно оставить открытым вопрос о том, существует ли какой–либо объективно реальный Бог, и показать различие между реальным Богом и литературной реконструкцией ветхозаветного божества. Эта схожесть дает полное право человеку подвергнуть библейский текст яростной этической критике. Шерил Экзам (Cheryl Exum) в той же книге, что и Филипп Дейвис, предлагает язвительный обзор насильственных метафор в пророческих изображениях суда Яхве над Израилем, где Бог больше похож на мужа, разозлившегося на неверную жену. [391]Из статьи трудно сделать вывод, верит Экзам в Бога или нет, но ясно одно: в какого бы Бога она ни верила, это не библейский Бог. Она отмечает: «Думаю, что важно признать, что Бог — это персонаж библейского повествования, и поэтому его не следует путать с чьим–либо представлением о реальном боге». [392]Экзам, думаю, согласилась бы с Дейвисом, что наиболее ответственный вид нравственного взаимодействия с Библией — это противостать ей. [393]
Таким образом, мы видим: то, что ты найдешь в Ветхом Завете, когда доберешься туда, сильно зависит от того, кого ты возьмешь с собой, и чьими глазами будешь рассматривать его.
Вопрос об откровении Бога
Совершенно ясно, если вы не верите в существование какого–либо бога, тогда идея какой–либо формы авторитета в тексте на том основании, что он был раскрыт единым живым Богом, является чепухой, если не хуже. Но даже для тех, чья личная вера не проявляется в их трудах, идея канонического авторитета и откровения может быть отвержена как этически проблематичная. Так, Черил Экзам отмечает: «Я предпочитаю вовсе покончить с идеями канона и библейского авторитета. Поскольку Библия — важная часть нашего культурного наследия, будет дерзким предполагать, что мы можем как–нибудь обойтись без нее. Но я не вижу никаких причин наделять ее исключительным авторитетом». [394]Как мы видели в тринадцатой главе, именно к такому заключению приходит Сирил Родд (Cyril Rodd) в конце своего важного обзора этических измерений Ветхого Завета. По его мнению, именно идеи божественного откровения и текстуального авторитета являются настоящей проблемой. Он утверждает, что невозможно одновременно честно и ответственно работать с материалом Ветхого Завета для формирования этики (это означает, что мы избираем и отвергаем законы и повествования на основании этических стандартов, которые считаем правильными, но которые конфликтуют с тем, что мы читаем в тексте) и придерживаться традиционных концепций откровения и авторитета. Поэтому необходимо отвергнуть последнее. Более того, невозможно придерживаться концепций откровения и авторитета и найти полезный метод, который поможет сделать материал уместным для нас, несмотря на попытки, предпринятые в книгах, таких, как эта:
Если вы начинаете с откровения, то не существует способа изобрести последовательный и убедительный метод… До тех пор, пока сохраняется божественное влияние на нравственное учение Ветхого Завета, невозможно пояснить, как Ветхий Завет может предложить авторитетное руководство тем, кто столкнулся с совершенно иными этическими дилеммами современности.
Мы отвергаем некоторые библейские требования. Например, побитие камнями блудников или гомосексуалистов.
Если затем мы решим согласиться, что Ветхий Завет — это божественное откровение и его этика содержит авторитет, данный Богом, мы вновь столкнемся с непреодолимыми проблемами. Это убеждает меня, что начинать с откровения и искать авторитет — это создать проблему, которую можно преодолеть, только если отвергнуть его. [395]
Совершенно неясно, как это отвержение помогает решить проблему. Если не существует божественного влияния в реальности, известной нам как Писание, и если оно не имеет какого–либо авторитета, тогда зачем его вообще читать?
На другом конце спектра находится позиция, отстаиваемая Уолтером Кайзером (Walter Kaiser). Он прочно стоит на консервативной предпосылке раскрытого и авторитетного характера Библии в целом. Кайзер находит основную деонтологическую особенность в ветхозаветной этике; то есть она приходит к нам, как априорные заповеди Бога, и мы должны должным образом отреагировать на них. Соответственно, Кайзер главным образом сосредоточивается на законе как месте, в котором эти заповеди наиболее явно посягают на нас — раскрытые и одобренные Богом. Но мне кажется ошибочной тенденцией слишком тесно связывать понятия «раскрытый» и «авторитетный» с категорией заповеди. Согласно традиционному пониманию библейского откровения, не только заповеди были раскрыты, и не только они обладают божественным авторитетом. Помимо заповедей, Ветхий Завет содержит множество других текстовых жанров, затрагивающих вопросы этики, и нам есть о чем размышлять. И если мы пошли по герменевтическому пути с предпосылкой божественного откровения и авторитета, внутренне присущего всемуканону, тогда необходимо задаться вопросом, в каком смысле эти понятия применимы к повествованию и поэзии (и даже генеалогии) в той же мере, как к законам.
Далее Эрил Дейвис (Eryl Davies) вносит то, что мне представляется еще одной путаницей. Положительно отзываясь о концепции естественного закона Джона Бартона (John Barton) в Ветхом Завете, он заявляет, что принятие этой концепции означает, что мы соответственно сокращаем место, отводимое откровению. Это потому, считает он, что естественный закон (в употреблении Бартона) основывается на рациональномподходе к жизни, взятом из всеобщего наблюдения. Если подобное рациональное наблюдение поддерживает часть ветхозаветной этики, тогда, согласно Эрилу Дейвису, место откровениясокращается. Но почему откровение и рациональность должны противопоставляться подобным образом? В библейском мышлении и то, и другое исходит от Бога. Тем не менее, Эрил Дейвис придерживается взгляда, что «склонность рассматривать этику еврейской Библии исходящей исключительно из откровения не следует переосмыслять, потому что вполне может быть, что Писание свидетельствует о принципах правильного поведения, обнаруженных разумом».
391
Это чрезвычайно важный вопрос, требующий серьезного исследования теми, кто более симпатизирует богословской позиции текстов, чем Экзам, и мы не можем коснуться его здесь.