Однако, с другой стороны, не следует рассматривать евангельские повествования о жизни Иисуса как неуместные для формирования этики, обращая внимание исключительно на его учение (или, что еще хуже, расценивать это учение как вневременные нравственные принципы, которые, как утверждают, Иисус оставил в наследие человечеству). Потому что именно жизнь Иисуса подтверждала его учение, и тем самым приводила в замешательство его врагов, вынося приговор пародии на справедливость, существовавшей в том обществе. Скорее мы склонны подсознательно использовать в своих нравственных решениях пример Иисуса как парадигму, стремясь перейти от того, что Иисус действительно делал, к тому, как Он, по нашим представлениям, поступал бы в нашей, совершенно иной, ситуации. Его образ и характер его жизни, включающий его дела, взаимоотношения, ответы, притчи и другие поучения — становится для нас образцом, или парадигмой, благодаря которой мы испытываем наше уподобление Христу. Один ученый описал этот нравственный отклик на жизнь Иисуса как «определенную универсалию».[47] Он предлагает метод аналогии, очень близкий к тому подходу, который предлагаю я:
Особенное построение элементов в религиозном оригинале служит парадигмой, примером, прототипом и прецедентом, направляющим действия и мотивы христиан в новых ситуациях. Поскольку библейские образцы составляют прочное ядро с неопределенным, неоконченным измерением, нравственный отклик может быть одновременно творческим и точным. Мы используем образец по аналогии, потому что переходим от узнаваемого облика в первом случае к новым ситуациям с определенными ограничениями… Аналогическое воображение требует творческого перехода, потому что, подобно исходу и вавилонскому пленению, евангельские события и поучения — это исторические прототипы, а не мифические архетипы. Парадигма — это нормативный пример важной структуры, который всегда имеет неопределенное, неоконченное измерение.[48]
И, наконец, в посланиях есть примеры парадигматического употребления ветхозаветных текстов. Павел, например, может использовать историю манны в пустыне, чтобы побудить к равенству и справедливому распределению материальных благ среди христиан (2 Кор. 8, 13–15). Или же он может использовать закон, заботящийся о благополучии трудящегося вола, чтобы утвердить право трудящихся пасторов и миссионеров на финансовую поддержку (1 Кор. 9, 8–12).
Обобщим то, что мы узнали из этой главы о важности социального ракурса ветхозаветной этики. Когда человечество решило восстать против Бога и впало в непослушание, высокомерие, соперничество и жестокость, ответом Бога было не просто спасение отдельно взятых людей для некоего бестелесного существования на безопасном расстоянии от проклятой планеты. Бог решил вызвать к существованию на земле и в истории сообщество, которое бы отличалось от окружения, и через которое он в итоге принес бы благословение искупления человечеству в целом. Уже в истории происхождения этого сообщества в книге Бытия мы видим нравственную задачу. В мире, который идет путем Содома, избранный народ должен был следовать путем Господним, творя правду и справедливость. Путь Господень был им ясно показан посредством великих деяний в их истории, в частности, исхода. В дальнейшем сообщество было сформировано законом, данным у Синая, и прочими традициями их веры: пророками, учителями мудрости, псалмопевцами, историками и так далее. Все это было задумано не только для Израиля или для того, чтобы Бог был доволен. Напротив, Израиль — избранное общество — с самого начала был задуман как парадигма или модель для народов, демонстрация того, каким Бог хочет видеть все человеческое сообщество. Так надо расценивать и наше спасение: ожидается, что мы будем использовать социальные модели и законы ветхозаветного Израиля для принятия решений в области социальной этики в своем мире.
Дополнительная литература