— Ладно.
Сэм быстро оделся, заправил рубашку в штаны и сказал:
— Наверное, дело в том, что я слишком много времени провел в спортивных раздевалках. Мне все равно, если кто-нибудь увидит меня голым.
— Конечно, — ответила Барбара, — но если тебя увидят голым со мной, это не то же самое, если ты будешь болтаться без одежды среди кучи других голых бейсболистов. Надеюсь.
— Надейся, — фыркнул он, и Барбара рассмеялась.
Сэм сложил одеяло и убрал его в корзинку. За ним последовали салфетки от бутербродов, пустые бутылки из-под пива и даже пробки от них. Наступили такие времена, когда выбрасывать нельзя ничего. Но корзинка все равно оказалась значительно легче, чем по дороге сюда.
Они уже выходили из парка, когда Барбара жалобно проговорила:
— Не сердись на меня за то, что я на тебя рявкнула. — Сэм удивленно приподнял бровь, и, глядя в землю, Барбара продолжила: — Ну, насчет юбки. Просто я вспомнила… — Она замолчала.
Сэм страшно на себя разозлился. Наверное, Барбара имела в виду, что вспомнила, как Йенс Ларссен однажды задрал ей юбку и они занимались любовью. Сэм прекрасно знал, что если бы Барбара не думала, что Йенс погиб, она никогда не вышла бы за него замуж. Через несколько секунд — возможно, он молчал слишком долго — Сэм ответил:
— Все в порядке. Мы вместе, и это самое главное. — Он рассмеялся и положил руку ей на живот. — Мы с тобой и наш малыш.
Барбара кивнула, и они пошли дальше. «Это самое главное», — повторил про себя Сэм. Он мог бы побиться об заклад: если бы она не забеременела, Барбара вернулась бы к Ларссену, когда выяснилось, что он жив. Игер до сих пор не мог поверить, что она этого не сделала. Если всю жизнь играешь за низшую лигу — и самую слабую команду, — привыкаешь к тому, что судьба не слишком к тебе благосклонна. Одержать грандиозную победу, когда женщина, которую ты любишь, выбирает тебя вместо другого парня, — это что-то особенное.
Когда они завернули за последний угол и увидели военный госпиталь, Барбара взяла его за руку. Сэм с благодарностью сжал ее пальцы. Порой он задавал себе вопрос: а не жалеет ли она о выборе, который сделала? Но ему хватало ума и здравого смысла никогда не спрашивать ее об этом.
Запряженный лошадьми фургон остановился около здания госпиталя, как раз когда они с Барбарой подошли к входу.
Какой-то военный — Игер сразу понял это, несмотря на то что он был в гражданском, — вытащил из фургона приспособление, явно сделанное ящерами.
— А это еще что за штука? — спросил Сэм, с удивлением разглядывая цилиндрический прибор примерно в фут длиной и несколько дюймов шириной, на одном конце была линза, а из другого торчали провода.
— Оно направляет полет бомбы, — ответил военный, но Сэму от его ответа легче не стало. Незнакомец пояснил: — Мы отобрали это у одного придурочного ящера в Чикаго и решили доставить сюда, чтобы разобраться, что и как оно делает. У нас их несколько штук, но мы никак не можем заставить их работать. — Он ткнул Игера пальцем в грудь. — Ты ящерский язык знаешь?
— Знаю, причем неплохо, — ответил Игер.
— Хорошо. Значит, я не ошибся, тут найдется парочка парней, которые смогут порасспросить ящеров, — заявил военный. — Ты знаешь, что значит слово skelkwank? Так пленные ящеры называют эту дурацкую штуку, а у нас на севере никто не может понять, что же они имеют в виду.
— Skelkwank? — повторил Игер. — Да, я встречал это слово. — В глубине души он обрадовался, потому что не любил попадать впросак. — Тут все как-то связано со светом… наверняка я не знаю, но, уверен, что из людей никто не сможет ответить на ваш вопрос. Я слышал, как ящеры произносили skelkwank, когда говорили о дальномерах.
— Уже кое-что, — кивнув, сказал военный. — Только не понятно, почему свет skelkwank отличается от других видов света.
— Ну, тут я вам не помощник, — признался Сэм. — Знаете, что… несите прибор внутрь, а я найду каких-нибудь ящеров, и мы у них спросим. Они всегда честно отвечают на вопросы. Попав в плен, они начинают считать нас своим начальством, которому следует подчиняться. Они гораздо сдержаннее людей, если вы понимаете, о чем я.
— Может быть, пленные ящеры на людей не похожи, — сказал парень, который привез прибор. — Но пока у них в руках оружие, они очень опасны.
Сэм выразительно кашлянул, чтобы показать, что он совершенно согласен. Его собеседник все понял и кивнул.
— Ну, вот, Сэм, ты снова на работе, — сказала Барбара. — Давай корзинку.
— Хорошо, милая.
Сэм придержал для нее дверь, пропустил солдата с диковинным прибором, а затем и сам вошел в вестибюль госпиталя.
Он заметил Ристина, тот разговаривал с одним из докторов-людей. Ящер помахал ему — жест, который он перенял у людей, — и Сэм помахал в ответ, а потом показал, чтобы Ристин подошел.
Ристин, раскрашенный в цвета американского флага, приблизился и сказал на своем шипящем английском:
— Здравствуйте, недосягаемый господин. Я вам нужен?
— Очень, приятель. — Игер показал на прибор, который держал в руке военный, прибывший из Чикаго. — Расскажи мне про эту штуку.
Ристин наставил на прибор один глазной бугорок.
— Ну, прибор называется прицел skelkwank, думаю, он от бомбы. В артиллерийских снарядах прицелы другой модели — они меньше. Skelkwank на вашем языке означает… ну… — Он замолчал и задвигал пальцами — так ящеры показывают, что они озадачены. — Пожалуй, в вашем языке нет подходящего слова. Ага, именно.
Парень, который продолжал держать прибор в руках, удивленно фыркнул.
— Первый раз слышу, чтобы ящеры говорили «ага».
— Он от меня набрался, — слегка смущенно признался Игер. — Я учил его английскому и часто повторял это словечко. — Он снова повернулся к Ристину. — Ладно, у нас нет подходящего понятия. Skelkwank означает свет, верно? А чем свет skelkwank такой особенный?
— Ну, он ведь происходит от ftaskelkwank, — ответил Ристин.
Fta на языке ящеров служило приставкой, которая соответствовала суффиксу в английском языке. Получалось, что ftaskelkwank включало свет skelkwank. Только это все равно ничего не объясняло.