— Неужели ты думаешь, что теперь мы сумеем им что-то противопоставить?
— спросил Гольдфарб.
— Мы добавили радар, ты и сам знаешь, как он важен, а еще нам удалось существенно поднять скорость, — ответил Раундбуш. — Вместе это значительно увеличивает наши шансы — теперь они стали всего лишь паршивыми.
Шутка могла бы получиться неплохой. Беда в том, что Раундбуш не собирался шутить. Гольдфарбу при помощи находящегося на базе в Дувре радара удавалось засечь самолеты ящеров до того, как их присутствие становилось очевидным для остальных. Самолеты ящеров летали так высоко и с такой поразительной скоростью, что многие начинали сомневаться в исправности прибора. Теперь сомнений уже ни у кого не возникало.
— Ты ведь летал с радаром, не так ли? — сказал Раундбуш. — Да, конечно; вот почему капитан Хиппл хотел, чтобы ты вошел в нашу группу. Не обращай на меня внимания. Сегодня я веду себя, как осел.
— Верно. — Гольдфарб надеялся, что пилот поймет: он согласился с замечанием насчет опыта, а не осла. Дэвид действительно разбирался в радарах. — Однако в бомбардировщике больше места для радара, чем в «метеоре».
— Точно, — кивнул Раундбуш, допивая пиво.
Гольдфарб тоже прикончил свою кружку, а затем поднял руку, чтобы заказать выпивку. Так требовал обычай: двое друзей заказывают по две кружки каждый; четверо — четыре; если в компании восемь человек, они вряд ли сумеют самостоятельно добраться до дому.
Стелла далеко не сразу обратила внимание на простого оператора, однако полкроны Гольдфарба ничем не отличались от денег остальных посетителей пивной. Впрочем, когда Стелла ушла за сдачей, она совсем не так старательно виляла бедрами.
— Жаль, что у нас нет управляемых ракет, как у ящеров. Тогда мы могли бы сбивать их самолеты даже с двадцати миль. Когда мы оказываемся на расстоянии прицельного выстрела, у нас появляются приличные шансы, но вот осуществить их трудно.
— Да, я знаю, — ответил Гольдфарб.
Ящеры обстреливали своими ракетами «Ланкастер», в котором он летал. Выключение радара приводило к тому, что они не попадали в цель, но от неработающего радара еще меньше пользы, чем если бы его не было вовсе, — дополнительный вес делал самолет более тяжелым и менее маневренным.
— Хорошо. Я поставил тебя в известность о том, что нас ждет. — Раундбуш опустошил свою кружку одним глотком и махнул Стелле рукой, чтобы она принесла добавки. — Выпьем еще, а потом поплетемся домой, на базу.
Еще одна кружка превратилась в две: Гольдфарб настоял на том, что тоже должен угостить Раундбуша. Отчасти потому, что так полагалось, а с другой стороны, он хотел развеять миф о жадности евреев. Родители Гольдфарба, которые являлись типичным продуктом более жестокого мира, с детства учили его, что он ни в коем случае не должен выставлять себя на посмешище перед людьми другой национальности.
Возвращаясь на велосипеде на базу после четырех кружек пива, Гольдфарб переосмыслил слова Раундбуша о том, что они «поплетутся» домой. Он радовался тому, что в таком состоянии ему не нужно вести машину. Гольдфарб не сомневался, что назавтра проснется с жестокой головной болью, но совершенно точно знал, что она не помешает ему хорошо делать свою работу. И уж ни в коем случае не станет преградой полету в истребителе.
Впрочем, головная боль, с которой он проснулся на следующий день, катастрофически отвлекала его от разумных мыслей, когда он направлялся на работу в барак, где группа Хиппла ютилась вместе с метеорологами. Дэвид постоянно думал о предстоящем полете и никак не мог сосредоточиться на решении ребуса, коим представлялся ему радар, снятый со сбитого самолета ящеров.
Бэзил Раундбуш выпил накануне больше четырех кружек — Гольдфарб не знал, сколько, — но казался свежим, точно майская роза, и весело насвистывал мотивчик, показавшийся Гольдфарбу незнакомым. Капитан Морис Кеннан поднял голову от кипы трехмерных чертежей и сказал:
— Во-первых, ты перевираешь мотив, а во-вторых, слова — а это уже кое о чем говорит.
— Спасибо, сэр, — весело ответил Раундбуш, и Кеннан поспешно склонился над своими чертежами.
Не будь Раундбуш летчиком, он мог бы стать отличным военным психологом.
Около десяти часов утра Гольдфарб перестал делать вид, что сегодня самый обычный день: Лео Хортон, его коллега, ткнул его в бок и прошептал:
— Вечно тебе везет.
После этого Гольдфарб только изображал, что работает. Примерно через час к нему подошел Раундбуш и хлопнул по плечу.
— По-моему, пришла пора нарядиться в наши блистающие доспехи и проверить, на что способна боевая лошадка.
Лексика времен короля Артура в других устах звучала бы глупо, но Раундбуша природа наградила беспечным нравом, который помогал ему делать подобные заявления совершенно хладнокровно и без малейшего смущения. Кроме того, он принял участие в огромном количестве воздушных поединков и чувствовал себя уверенно и спокойно. Гольдфарб кивнул и молча встал из-за рабочего стола.
Под яркими лучами летнего английского солнца в кожаном летном комбинезоне на меху было ужасно жарко, но Гольдфарб без единого слова жалобы застегнул все крючки и молнии. На высоте трех или четырех миль о летнем тепле придется забыть. «Метеор» мог подняться гораздо выше, чем «Ланкастер», на котором Гольдфарб летал раньше.
В «Ланкастере» он управлялся с радаром в просторном бомбовом отсеке. В новом двухместном «метеоре» Дэвид сидел за спиной пилота в удлиненной кабине. Сам радар крепился к корпусу самолета и находился за пределами кабины — перед Гольдфарбом располагались лишь монитор и панель управления. Если возникнут какие-либо неполадки, разобраться с ними Гольдфарб сможет только после приземления.
Механики и охрана вывели самолет из ангара на посадочную полосу. Гольдфарб множество раз слышал рев реактивных двигателей, но еще никогда не находился внутри самолета во время старта. Он бы с удовольствием обошелся без новых ощущений: уж очень они напоминали свидание с бормашиной.