— Помогите! — послышался крик из развалин театра.
Призыв прозвучал на незнакомом языке; Мойше напрягся и перевел крик на идиш. С некоторым опозданием он сообразил, что на помощь зовет ящер.
Мойше колебался всего несколько мгновений, а затем побежал к развалинам театра. Интересно, промелькнуло у него в голове, какие пьесы смотрели древние обитатели Сент-Олбанса (наверняка римляне называли город иначе).
Театр имел форму большой буквы «С» с колоннадой (одна из колонн каким-то чудом уцелела) за прямоугольной сценой, занимавшей свободное пространство, не позволявшее «С» превращаться в «О». На месте сидений остались возвышения.
Ящер лежал на открытом месте, посреди театра. Кажется, оно называлось орхестраnote 25! Мойше знал о древнем театре лишь немногим больше, чем о китайской каллиграфии.
То же самое относилось и к его знаниям относительно ухода за ранеными ящерами — впрочем, едва ли среди людей много специалистов в данной области.
— Я сделаю все, что в моих силах, — пробормотал он под маской.
Он достаточно общался с ящерами в Варшаве, чтобы воспринимать их как людей. К тому же пленные ящеры очень ценились. Ему дали не слишком пространные инструкции, когда отправили на фронт, чтобы он исполнил долг перед Королем и Страной (не его королем и не его страной, но сейчас это уже не имело значения), однако на сей счет английский офицер высказался вполне определенно.
Но, взглянув на ящера сквозь запотевшие стекла противогаза, Мойше понял, что бедняге осталось мучиться совсем немного. Его тело покрывали волдыри, некоторые величиной с кулак. Больше всего их оказалось под мышками и между ног, один вздулся на месте глазного бугорка. Дыхание вырывалось из горла ящера с клокотанием — Мойше не сомневался, что легкие серьезно повреждены.
Однако ящер мог видеть уцелевшим глазом.
— Помогите мне, — простонал он, хотя рядом с ним стоял презренный тосевит. — Больно. — И он добавил подтверждающее покашливание, а затем начал кашлять и никак не мог остановиться.
Изо рта пошли кровавые пузыри.
— Как помочь? — спросил Русецки, добавив вопросительное покашливание.
— Не знаю.
К горлу подступала тошнота, но Мойше знал, что с ним будет, если его вырвет под маской противогаза.
— Я не знаю, — ответил ящер, который заговорил увереннее, увидев, что Русецки знает его язык. — Вы, Большие Уроды, изобрели это ужасное оружие. У вас должно быть противоядие.
— Противоядия нет, — ответил Мойше.
Существовала мазь, которая якобы помогала от ожогов иприта, но у Мойше ее не было, к тому же она действовала не слишком эффективно.
— Тогда убей меня, — попросил ящер. — Прошу, убей меня. — Он снова начал кашлять — второй приступ оказался еще тяжелее.
Охваченный смятением, Мойше смотрел на ящера. Все, чему его учили в медицинской школе, все, что он знал как еврей, заставляло его кричать: «Нет!» Бежать, бежать отсюда быстрее! А еще его научили в медицинской школе, что он знает далеко не все, чтобы считаться настоящим врачом. Он не раз сталкивался с этим в 1939 году в Варшаве.
— Я прошу, — повторил ящер.
Мойше огляделся. Должно быть, ящер получил ранение где-то в другом месте, поскольку его оружия он не увидел. У самого Мойше не было даже кинжала — медицинский персонал не участвовал в военных действиях. Что же делать? Разбить голову ящера камнем? Нет, на это он неспособен, как бы ящер его ни просил.
Пока Мойше стоял не в силах принять решение, ящер вновь закашлялся, потом слабо застонал, и все стихло.
— Ох, слава богу! — воскликнул он.
Иногда даже смерть может быть благословением — и ему не пришлось стать ее причиной.
Поскольку ящеры не носили одежды, им приходилось складывать все необходимое в ранец на спине и в сумки на поясе. Русецки снял ранец и сумки. Затем решил, что не стоит оставаться на открытом месте, подхватил имущество ящера и быстро перебежал к сцене, где укрылся за оставшейся колонной и обломками. Тут он заметил воронку от разорвавшегося снаряда и спрыгнул в нее. Лучшего укрытия сейчас не найти.
Сначала он открыл ранец и обнаружил несколько запасных магазинов для автомата ящеров. Полезная вещь; кое-кому из англичан удалось захватить автоматы ящеров, и им постоянно не хватало патронов.
Здесь же он нашел несколько брикетов пищевых пайков, завернутых в нечто, напоминающее целлофан, но более толстое, мягкое и не такое блестящее. Пленные ящеры будут счастливы, а для людей их пища казалась не слишком привлекательной. Он задумался о материале, в который были завернуты пайки,
— люди не умели делать ничего похожего.
Из ранца выпал еще один предмет размером с пищевой паек.
— Все лучше и лучше, — пробормотал Мойше, ни к кому не обращаясь.
Это был радиоприемник, хотя Мойше — впрочем, и лучшие земные инженеры тоже — не мог понять, каким образом ящерам удается создавать такие компактные приборы.
Если обертка пайков напомнила ему целлофан, то материал, из которого был сделан корпус приемника, показался похожим на бакелит. Еще один пример высоких технологий ящеров.
Вместе с такими практичными вещами, как пища, патроны и средство связи, у ящера оказалась кипа бумаг — столько Мойше не нашел бы и у десятка погибших землян. Среди бумаг Мойше заметил карту; в одном из ее секторов он узнал сеть улиц Сент-Олбанса.
На карте имелись надписи, сделанные непривычным почерком ящеров. Мойше попытался их разобрать. В Варшаве ему довольно быстро удалось выучить буквы письменного языка ящеров, поскольку уже приходилось сталкиваться с разными алфавитами — идиш, иврита, а также польского и немецкого языков. Проблема состояла в том, что если прочитать слова он мог без труда, то смысл их часто оставался для него недоступным. Он успел узнать лишь самые употребительные слова на языке ящеров.