Кто знает, что бы предпочел Ярыш: болтаться вместе со своей семьей на виселице или стать казаком, если бы в день казни удалось ему хоть одним глазком взглянуть на это становище, но отступать было уже слишком поздно.
Не тех кровей был Ярослав, чтобы так легко сломаться под ударами судьбы, да и не привык он проигрывать споры, потому во что бы то ни стало решил он выдержать и это испытание, уготованное ему свыше. А когда станет все равно, продолжать ли такую жизнь или умирать, Евсеев отправится назад, в Углич, и там сполна заплатит за все свои муки…
Глава 6
Дружным смехом, а вернее, гоготом, встретила собравшаяся толпа известие о том, что Ярослав будет теперь под началом Евангелика.
— А мамка его отпустила? — издеваясь, спросил какой-то казак, видимо, славившийся острым языком.
— Да у него еще молоко на губах не обсохло! — прогремел другой, самый огромный из всех стоявших рядом.
И шайка разразилась еще большим смехом.
— Прекратить эти разговоры! — предупредил Герасим все прочие язвительные слова, уже готовые сорваться с уст других верзил, осматривавших Ярослава с ярко выраженным чувством превосходства на лице. — Ярослав — мой друг, и с этим придется считаться.
Казаки притихли, но ненадолго — они знали, что совсем скоро Герасиму совсем не будет никакого дела до своего друга, вот тогда-то и можно будет потешиться всласть. Однако все произошло немного не так, как предполагали казаки, и в этот день Евангелик увел Ярослава в свое жилище. Правда, как позже выяснил Ярослав, оно мало чем отличалось от всех прочих, но в глазах казаков это считалось честью.
Переговорив с высоким и, по сравнению с остальными, худым казаком, Герасим оставил остальные дела на потом и, разделив со своим подчиненным немудреный обед, увалился отдохнуть с дороги, предложив Ярославу сделать то же самое.
После нескольких бессонных ночей, которые Евсеев и Евангелик провели на ногах, под покровом ночи преодолевая самые опасные участки пути, Ярослав, несмотря на все свои переживания, тут же уснул, а пробудился только на следующее утро, когда небо еще только начинало светлеть.
Герасим, услышав, что Евсеев зашевелился, тоже пробудился, и, чумной от долгого сна, Евангелик предложил товарищу освежиться. Ярослав покорно пошел вслед за Герасимом, и тот вывел его к злополучной реке, через которую Ярыш вчера едва перетянул коня. Недолго думая, атаман сиганул в реку, которая, как выяснилось, в некоторых местах была достаточно глубокой.
По привычке повторяя все за Герасимом, Ярослав тоже прыгнул в воду, но, когда ледяная вода коснулась еще не остывшего тела, мигом выскочил на берег. Зато Герасим, словно ничего не чувствуя, долго еще плескался, пока окоченевший Ярослав пытался натянуть кинутую впопыхах как попало одежду.
— Ну что, Ярыш, не раздумал еще казаком быть? — посмеиваясь, спросил Герасим.
— Нет, — пытаясь скрыть дрожь, охватившую все его тело, ответил Ярослав.
— Тогда пошли, покажу тебе твое новое жилище.
Ярославу чуть плохо не стало, когда наконец Герасим завел его в смердящую хибарку. По всей видимости, здесь совсем недавно кто-то обитал, и жилище еще хранило следы этого человека. У входа стояли чьи-то сапоги, и их обладатель, судя по не очень большому виду последних, был одним из тех редких в становище людей, которые не обладали богатырским сложением Уже внутри Евсеев обнаружил другие вещи, как попало валявшиеся по углам.
Бедолага-Ярослав еще и не подозревал, что ему крупно повезло — вот бы пришлось помучиться, утопая в огромной рубахе, путаясь в широченных штанищах, если бы прежний жилец не был худ. Это сейчас, когда еще свежи были воспоминания о родном доме, где мог Ярыш, если не понравится, как что-то пошили, заставить переделывать, Евсеев не мог себе представить, как он наденет чужую вещь. Пройдет совсем немного, и Ярослава уже не будут волновать такие мелочи…
— Живи, Ярыш, — усмехаясь, напутствовал Евсеева атаман.
После того как Евсеев увидел то место, где ему предстояло провести немалую часть своей жизни, а — кто знает — может быть, там же ее и закончить, Евангелик торжественно посвятил Ярослава в казаки: отдав Евсееву в полное распоряжение того самого коня, на котором он прибыл, Герасим вручил ему саблю.
— Держи, казак, — бережно проводя рукой по холодной стали, сказал атаман, — да береги ее. Немало она повидала хозяев, и ни один не опозорил своего имени. Надеюсь, ни мне, ни ей не придется за тебя краснеть.
Руку резко повело вниз, когда Ярослав принял у Герасима саблю, и Евсееву стоило немалых усилий удержать в руках этот почетный подарок.