Появление Раундбуша заставило Дэвида вспомнить о месяцах, проведенных в Брантингторпе. Он оторвался от осциллоскопа и сказал с шутливым негодованием:
— Все время, пока я играл в пехотинца, меня не оставляла уверенность, что ты умер и больше не будешь действовать мне на нервы своими песенками. — После небольшой паузы он добавил: — Сэр.
Раундбуш достойно воспринял шутку Дэвида. Оскалившись, словно лев, только что заваливший зебру, он ответил:
— Умер? Произошло нечто куда более страшное: меня повысили в чине.
— Да, сэр! Самый знаменитый капитан авиации Раундбуш, сэр! — вскричал Гольдфарб, вскочил на ноги и отдал столь неистовый салют, что едва не вывихнул руку.
— О, нельзя ли приглушить звук, — добродушно попросил Раундбуш. — Давай лучше займемся делом.
— Давай, — кивнул Гольдфарб.
Насмешничество помогало ему скрыть восхищение, переходящее в благоговение. Во время службы в пехоте ему не раз приходилось подвергаться опасности. Однако вовсе не мастерство на поле боя помогло Дэвиду уцелеть. Пули и осколки носились вокруг и находили свои жертвы случайным образом. Если тебе везло, они в тебя не попадали. Если нет — ты погибал или становился калекой.
Но Бэзил Раундбуш остался в живых после множества боевых вылетов, причем ему приходилось воевать против ящеров, чьи самолеты и оружие гораздо эффективнее самолетов людей. Конечно, без везения здесь не обошлось, но пилоту истребителя в отличие от пехотинца одной удачи не достаточно. Ты должен в совершенстве владеть своим ремеслом, иначе никакая удача тебе не поможет.
А Раундбушу не просто удалось выживать. Крест «За летные боевые заслуги», который он носил на офицерской гимнастерке, являлся ярким тому свидетельством. Бэзил обычно не любил хвастаться — разве что перед официантками, — но Гольдфарб слышал, что Раундбуш сумел сбить один из громадных транспортных кораблей ящеров, в котором мог поместиться целый полк. Рядом с ними транспортные «Дакоты», которые ВВС Великобритании начали получать от американцев незадолго до вторжения ящеров, напоминали игрушечные модели из дерева и бумаги — а «Дакоты» были на порядок лучше английских транспортных самолетов.
Именно за этот подвиг Раундбуш получил крест. И вот что он сказал: «В Лондоне сидит куча проклятых дураков. Красотки должны ненавидеть их всех до одного — они думают, что размер важнее техники. И хотя у транспортного корабля размер кита, у него нет пушек, чтобы вести ответную стрельбу. Сбить истребитель ящеров — несравнимо сложнее».
Гольдфарб посмотрел на дождь, льющий со свинцового неба, и сказал:
— Если бы ящеры были умнее, они бы напали на нас сейчас. Мы не увидим их самолетов при такой тяжелой облачности, тумане и дожде, а они благодаря радарам могут летать совершенно спокойно.
— Они не любят холодную погоду, — ответил Раундбуш. — Я слышал, что они вторглись в Англию после того, как были вынуждены отступить в СССР. Красные применили бомбу из взрывчатого металла, и ящерам пришлось спасать свои чешуйчатые задницы. — Он фыркнул. — Нельзя позволять политикам принимать решения — человек ты или ящер.
— Теперь, когда мы одержали победу, я даже рад, что они на нас напали. — Гольдфарб показал на электронную аппаратуру, заполнявшую полки и столы лаборатории.
Среди обломков самой разной аппаратуры попадались и неповрежденные приборы, которые удалось снять с самолетов и машин, доставшихся англичанам практически целыми после отступления ящеров.
Бэзил Раундбуш в ответ развел руками.
— Как мне кажется, — сказал он, — перед нами стоят две задачи. Во-первых, использовать устройства, которые достались нам в рабочем состоянии. Во-вторых, разобрать поврежденные приборы на части, чтобы собрать два работающих из четырех сломанных.
— Было бы неплохо понять, как эти проклятые штуки работают, — заметил Гольдфарб.
К его удивлению, Раундбуш покачал головой.
— Вовсе не обязательно, по крайней мере сейчас. Краснокожие индейцы не имели понятия о том, как плавить металлы или производить порох, но они быстро научились стрелять в захватчиков. Сейчас у нас такая же задача: необходимо научиться использовать устройства ящеров в войне против них. А понимание придет потом.
— Краснокожие индейцы так и не поняли, как работает огнестрельное оружие, — и что с ними стало? — возразил Дэвид.
— В отличие от нас краснокожие индейцы не имели понятия о научных исследованиях и производстве, — покачал головой Раундбуш. — К тому же мы и сами были близки к внедрению радара, когда появились ящеры. У нас уже имелся радар: конечно, не такой эффективный, как у ящеров, но он существовал — тебе об этом известно больше, чем мне. Кроме того, мы и немцы начали разработку реактивных двигателей. Было бы интересно полетать на их «мессершмитте», чтобы сравнить его с нашим «метеором».
— Интересно, где сейчас Фред Хиппл, — вздохнул Гольдфарб. — И жив ли он.
— Боюсь, что нет, — ответил Раундбуш и заметно помрачнел. — Я не видел Фреда после налета ящеров на Брантингторп. Наверное, он погиб вместе с другими офицерами в казарме. Во всяком случае, его не было среди нас, когда нашу команду собрали вновь.
— Я тоже ничего о нем не слышал, — грустно ответил Гольдфарб. — Меня отправили в пехоту.
— Ну, полковника авиации так легко в пехоту не заберешь, к тому же Фред Хиппл им бы сразу объяснил, кто они есть, — проворчал Раундбуш и вздохнул. — С другой стороны, его могли и не послушать. К сожалению, до войны никто всерьез не относился к реактивным двигателям.
— Но почему? — спросил Гольдфарб. — Ведь очевидно, что такой двигатель гораздо эффективнее. Как ни крути, «спитфайр» не может состязаться с «метеором».
— Совершенно верно. Я летая на обеих машинах.
Раундбуш задумался, собираясь с мыслями. Он прекрасно соображал — когда хотел. К тому же он был красивым и смелым. Когда у Гольдфарба случались приступы плохого настроения, он находил это сочетание удручающим. Раундбуш продолжал: