«Балут» был кодом для Бреслау, ближайшего крупного города, находившегося в руках ящеров. Если бы Анелевич хотел поговорить с Познанью, то назвал бы заведение на улице Пржелотна. Считалось, что телефонная связь с Бреслау прервана, однако существовали тайные, проложенные под землей провода, соединявшие территорию, находившуюся в лапах ящеров, с городами, которые удерживали немцы. Воспользоваться линиями было непросто, но люди вроде Йетты знали, как это делается.
Мордехай надеялся, что она справится. Он не хотел звонить в Бреслау, но другого выхода не видел. Нацисты, будь они прокляты, должны знать, что ящеры замышляют против них нечто очень серьезное. Ящеры вели себя лояльно по отношению к Польше, поскольку рядом находилась Германия. Если Гитлер и его команда прекратят сопротивление, ящерам незачем будет заигрывать с поляками.
«Проклятье, как приходится рассуждать!» — разозлился Анелевич.
Вскоре, гораздо быстрее, чем он рассчитывал, в трубке раздался голос:
— Bitte?
Связь была не слишком хорошей, но слова удавалось разбирать.
— Магазин пекаря Мейера? — спросил Мордехай на идиш, надеясь, что нацист на другом конце провода в курсе дела.
Он был в курсе и ответил без малейшей задержки:
— Ja. Was willst du? — Да. Что ты хочешь?
Анелевич знал, что «du» демонстрирует оскорбление, а не знак дружеской близости, но сдержал гнев.
— Я хочу сделать заказ, который намерен получить позже. Мне нужно, чтобы вы испекли пятнадцать булочек с черной смородиной, двадцать один пирожок с луком и много хлеба. Нет, я пока не могу сказать, сколько буханок; уточню позднее. Вы все поняли? Да, пятнадцать булочек со смородиной. И сколько я буду должен?.. Мейер, ты gonif, впрочем, ты и сам это знаешь. — И он повесил трубку, изобразив страшную обиду.
Со стороны двери послышался голос:
— Делаешь заказы?
— Точно, Нуссбойм, — ответил Мордехай, надеясь, что его голос звучит спокойно. — Я хочу как следует отпраздновать рождение племянницы Берты. Ведь это тот случай, когда не следует жалеть денег, не так ли?
Теперь ему придется пойти к Мейеру и купить все, о чем шла речь.
В комнату вошел Давид Нуссбойм. Он был на несколько лет старше Анелевича и вел себя так, словно у того лишь одна забота — вытирать свой сопливый нос. Нахмурившись, Нуссбойм заговорил с ним, как профессор с глупым студентом.
— Я скажу тебе, что думаю. Ты мне лжешь — на самом деле ты отправил закодированное сообщение. И есть только один вид кода, который ты можешь использовать, — да и адресат не вызывает сомнений. Я уверен, что ты пошел в услужение к Гитлеру.
Анелевич неспешно поднялся на ноги. Он был на три или четыре сантиметра выше, чем Нуссбойм, и воспользовался этим преимуществом, чтобы взглянуть на него сверху вниз.
— А я думаю, — с угрозой проговорил он, — что, если ты и дальше будешь болтать насчет услужения Гитлеру, тебе придется лизать мне задницу.
Нуссбойм потрясение уставился на младшего товарища. Никто с ним так не разговаривал с тех пор, как ящеры вытеснили немцев из Лодзи. За полтора года он привык быть большой шишкой. К тому же Нуссбойм знал, что местные власти его поддерживают. В удивлении отступив на шаг, он вздернул подбородок и ответил резко:
— На твоем месте я бы вел себя скромнее. Я тут поспрашивал немного, господин Мордехай Анелевич, — о, да, мне известно твое настоящее имя! Кое-кто в Варшаве с удовольствием перекинется с тобой парой слов. Я уж не говорю о своих друзьях здесь, которых обманула твоя деятельность в Лодзи. Но если ты намерен вернуть нацистов в Польшу…
— Не дай бог! — искренне воскликнул Мордехай. — Но я не хочу, чтобы ящеры оставались в Германии, а ты не хочешь увидеть другую сторону монеты.
— Я хочу смерти Гитлера. Я хочу смерти Гиммлера. Я хочу смерти Ганса Франка. Я хочу, чтобы все нацистские ублюдки с эсэсовскими нашивками отправились на тот свет, — прокричал Нуссбойм. — Только так можно отомстить за то, что они сделали с нами. Я бы задушил их собственными руками, но если ими готова заняться Раса, я не возражаю.
— А что будет потом? — осведомился Анелевич.
— А мне плевать, — ответил Давид Нуссбойм. — Месть нацистам для меня важнее всего.
— Неужели ты не понимаешь, что ошибаешься? — с отчаянием спросил Мордехай. — Когда ящеры расправятся с немцами, кто остановит их? Кто помешает им делать все, что они пожелают? Если тебе известно мое настоящее имя, ты должен знать, что я работал вместе с ними. Они об этом и не вспомнят — у ящеров одна задача: навсегда поработить человечество. Когда они говорят «навсегда», они имеют в виду не тысячу лет, как безумец Гитлер. Навсегда! Кроме того, ящеры совсем не безумцы. Если они победят сейчас, второго шанса у нас не будет.
— И все же они лучше, чем немцы, — стоял на своем Нуссбойм.
— Подумай, Давид, конечно же, выбор не прост. Мы должны… — Не меняя выражения лица и продолжая говорить, Анелевич изо всех сил ударил Нуссбойма в живот.
Он рассчитывал выиграть схватку первым же ударом, но не попал в солнечное сплетение. Нуссбойм застонал от боли, но не сложился пополам, а бросился на Мордехая. Они упали на пол, с грохотом опрокинув стул, на котором сидел Анелевич.
Мордехаю не раз приходилось вступать в бой, но тогда у него в руках была винтовка и он видел врага сквозь прорезь прицела. А сейчас Нуссбойм пытался его задушить. К тому же противник оказался сильнее, чем он предполагал. В очередной раз он убедился в том, что далеко не все враги — трусы и ничтожества.
Нуссбойм попытался ударить его коленом в пах. Анелевич успел подставить бедро. Не слишком благородный прием, но он и сам пытался провести его несколько мгновений назад.
Они оказались возле стола Мордехая, дешевой хлипкой конструкции из сосны и фанеры. Мордехай собрался стукнуть Нуссбойма головой о стол, но тот успел подставить руку.
Со стола упала тяжелая стеклянная пепельница. Анелевич и сам не знал, зачем принес ее. Он не курил. К тому же табака в Польше практически не было.