Сейчас она могла пригодиться. Они с Давидом Нуссбоймом потянулись к ней одновременно, но рука Мордехая оказалась длиннее. Он схватил пепельницу и ударил Нуссбойма по голове. Давид застонал, но продолжал сопротивляться, пришлось стукнуть его второй раз. После третьего удара глаза Нуссбойма закатились, и он потерял сознание.
Анелевич с трудом поднялся на ноги. Его одежда порвалась в нескольких местах, из носа капала кровь, а еще у него было такое ощущение, будто он только что выбрался из бетономешалки. В дверном проеме столпились люди.
— Он собирался донести на меня ящерам, — прохрипел Анелевич. Нуссбойм едва его не задушил.
Берта Флейшман деловито кивнула.
— Я боялась, что так и будет. Как ты считаешь, с ним следует покончить?
— Мне бы не хотелось, — ответил Мордехай. — Евреи не должны больше умирать. Он неплохой человек, просто у него неверные представления о ящерах. Мы сможем его отсюда убрать?
Она вновь кивнула.
— Ему придется отправиться на восток. У меня достаточно друзей среди коммунистов, они помогут переправить его в Россию — там у него не будет возможности разговаривать с ящерами.
— А какая судьба ждет его в России? — спросил Анелевич. — Его вполне могут отправить в Сибирь.
Он хотел пошутить, но по серьезному выражению лица Берты понял, что такую возможность исключать нельзя. Он пожал плечами:
— Чему быть, того не миновать. Так у него будет шанс уцелеть — иначе нам придется его прикончить.
— Давайте вынесем его отсюда, — распорядилась Берта, а потом негромко добавила: — Тебе следует исчезнуть, Мордехай. Далеко не все, кто симпатизирует ящерам, столь же откровенны, как Нуссбойм. Тебя могут выдать в любой момент.
Он прикусил губу. Да, Анелевич прекрасно понимал, что она права. Но от мысли, что снова нужно пускаться в путь, придумывать легенду, искать партизанский отряд, ему стало не по себе. Он ощутил, как в лицо подул холодный ветер.
— Прощай, Лодзь. Прощай, дом, — пробормотал он, берясь за ноги Нуссбойма.
Глава 18
Генрих Ягер чувствовал себя как шарик для настольного тенниса. Возвращаясь после очередной миссии, он никогда не знал, куда отскочит в следующий раз: в замок Гогентюбинген, где будет помогать высоколобым людям в очках с толстыми стеклами работать над проектом бомбы из взрывчатого металла, или вместе с Отто Скорцени помчится — сам не зная куда, — чтобы прищемить хвост ящерам, или просто поведет в бой немецкие танки — только здесь он чувствовал себя на месте.
После возвращения из Альби его вновь отправили в бронетанковый дивизион Всякий раз, когда в войне наступал тяжелый период, он оказывался в танке. Если ящеры оккупируют Германию, все остальное уже не будет иметь ни малейшего значения.
Ягер выглядывал из открытого люка своей «пантеры». Ветер пронизывал до костей, пробираясь даже под толстую двустороннюю парку. Сейчас он надел ее белой стороной наружу, чтобы не выделяться на фоне дула и башни. Большой белый мощный танк, который мчался на восток из Бреслау, напоминал ему могучего белого медведя. По сравнению с комбинезонами, которые вермахт использовал два года назад в России, парка оказалась настоящим чудом — в ней ему было просто холодно. Раньше он замерзал почти до потери сознания.
Его стрелок, круглолицый капрал по имени Гюнтер Грилльпарцер, спросил:
— Там не видно ящеров, господин полковник?
— Нет, — ответил Ягер, нырнув обратно в башню. — И скажу тебе правду, я рад.
— Конечно, — не стал спорить Грилльпарцер, — однако я надеялся, что звонок проклятых евреев имеет какое-то отношение к правде. Похоже, ублюдки хотели, чтобы мы понапрасну тратили топливо.
— Нет, они не станут этого делать. — «Надеюсь, что не станут», — добавил Ягер про себя. После того что рейх сделал с евреями в Польше, как их винить за желание отомстить? Но вслух он добавил: — Командование уверено, что они сказали правду.
— Ja? Herr Oberst[38], — сказал Грилльпарцер, — но из задницы командира, когда он сидит в ватерклозете, вылезают не ангелы, не так ли?
Ягер вновь выпрямился и стал смотреть вперед. Он ничего не ответил капралу. Русские и ящеры — да и эсэсовцы тоже — выполняли приказы, ни о чем не задумываясь. Вермахт старался всячески развивать инициативу солдат — в результате они проявляли гораздо меньше уважения к командирам. Что ж, выигрываешь в одном — проигрываешь в другом.
Они въехали на вершину небольшого холма.
— Стой, — крикнул Ягер водителю, а затем повторил приказ остальным танкам, входившим в его боевую группу: вся бронетехника, которую удалось собрать. — Мы развернемся по этой линии. Всем задраить люки.
Среди снегов и льда белый медведь — самый опасный хищник. Лисицы, барсуки и росомахи уступают ему дорогу; тюлени и северные олени спасаются бегством. Ягер хотел — о, как он об этом мечтал! — чтобы к его «пантере», а также «тиграм» и бронетранспортерам враг относился точно так же.
К несчастью, в бою на открытой местности требовалось от пяти до двух дюжин немецких танков, чтобы справиться с одной машиной ящеров. Вот почему он не хотел вступать с танками ящеров в открытый бой. Нанести удар из засады и отступить, вновь атаковать с фланга, когда ящеры устремятся вперед, чтобы занять оставленные тобой позиции, и вновь отступить — только так удавалось причинить неприятелю хоть какой-то урон, не потеряв множества машин.
Ягеру ужасно хотелось выкурить сигарету, сигару или трубку. Сейчас он бы даже согласился на щепотку нюхательного табака, хотя никогда его не пробовал. Он слышал истории о людях, которые кончали жизнь самоубийством, когда им становилось нечего курить. Ягер не знал, верить ли им, но ему ужасно не хватало табака.
В кармане у него имелась небольшая фляжка со шнапсом. Он быстро снял крышку и сделал глоток. Внутри разлилось тепло — доктора говорят, что это иллюзия. «К дьяволу докторов!» — подумал Ягер.