========== 1. Что-то кончается, что-то начинается ==========
Деньки, когда вода у берегов спокойна, и ветер не гонит ее к большой земле – так не часты, что их можно сосчитать по пальцам одной руки. Урса всю свою жизнь смотрела за океаном и хорошо знала, как тот бывает неспокоен. В нем когда-то сгинули ее отец и брат, к нему мать ходила с просьбами о прощении, с мольбами, с проклятьями, и вот теперь, когда никого из них не осталось в живых, за величием волн оставалось следить только ей.
И сегодня вода была особенно неспокойна. Волны кидались на берег, беря необычный разбег. Пена не спадала еще долго, кое-где окрасив песок в нежно-розовый цвет. Всего пару дней назад, внезапно скованная льдом перед битвой, о которой девчонке не говорили, сегодня она бросала на берег осколки разбитых надежд. Куски дерева, куски металла, обглоданные конечности мертвецов и пустые бочки из-под пороха и орудий. Урса не видела такого прежде, и никогда не увидит потом.
– Знатный был бой, наверное! – с упоением рассуждал Одмар-младший. – Все кланы собирались, даже наш Ан Крайты позвали. Жалко, что нам отец поручил охранять домашних баб.
– Должно быть, важное событие, – уклончиво отвечала Урса, не желая знать лишних подробностей.
Девушка убрала непослушную светлую прядь за ухо, думая о том, что солнце скоро начнет опускаться. В политике, склоках между чужими домами, кланами и людьми, что обходили ее дом стороной, та разбиралась крайне плохо. Да и зачем, когда не живешь среди людей? Отец Урсы родился здесь, на холодном неприветливом Скеллиге, в клане Друммондов, но еще в детстве уплыл в большой мир. О нем не было вестей слишком долго, и год летел за годом, оставляя на лице его родителей неизгладимые следы. Его семья успела забыть собственного сына, похоронить его в легендах о свирепом воине со светлыми волосами, но тот все же вернулся домой.
К холодным островам, пропахшим рыбой и солью, отец привел не только истории, не только сказы о битвах в странах, где всюду песок и жара, но и жену. Жену, которой люди его не приняли. Бьерн, сын клана Друммондов, в странствиях своих женился на эльфийке, чьи глаза напоминали тягучий липовый мед, а речи – нектар сладкий, как фрукты, захваченные им из жарких континентов. И ладно бы, если бы тот вез ее, как морскую жену, как наложницу, не просящую взамен верности и почтения… Но Бьерн смел любить свою эльфийку, смел зачать ей хорошенького светловолосого сына, и в ответ на материнское «убери отсюда это отродье», он убрался и сам.
Бьерн, его юная жена и первый ребенок поселились на Ундвике, острове, что в тот период еще цвел и дышал. Мать, прослывшая знахаркой, пусть и была в глазах местного населения диким нелюдем, а все же имела успех у раненных воинов и дев, зачавших «ненужное им отродье», отец и брат обратились успешными рыболовами, и все шло своим чередом… К тому, что мужчины сгинули в океане, а мать, беременная в третий раз, не смогла после новости разродиться.
Урса осталась одна, в пятнадцать лет заменив мать на посту деревенской травницы. Остров пустел, пустели дома, брошенные на потеху мифическому великану, и только Урса не желала уходить. Ей было некуда, не за кем двигаться, и оставалось лишь одно – заживо гнить на брошенной земле. Узнав о том, что Бьерн, грозный сын клана Друммондов умер, и дочь его осталась на острове одна, клан начал посылать к ней людей с уговорами, после – с помощью, с компанией, и даже сватавшихся к ней близнецов Ялмара с Одмаром. Только упрямую девчонку никак не могли уговорить оставить родные места, Урса знала, какие взгляды ждут ее в чужом доме.
– Что ты вообще ищешь в такую погоду? Черт ногу сломит, – заметил Ялмар, пиная причудливую желтую ракушку в песке. – Я бы лучше еще чаю твоего выпил, чем тут мерзнуть…
– И вдруг на великана нарвемся, а?
– Хьялмар убил его, – коротко ответила Урса, даже не поднимая глаз к братьям, прибывшим ради нее. – С ведьмаком.
И жаль, что убил, ведь на остров возвращаются люди. Урса видела его три или четыре раза за те несколько лет, что чудовище провело на острове. Хорошо спрятанный дом то нашло благодаря неугомонной корове, привлекшей его своим бесконечным воплем. Великан не прогнал девчонку, как остальных, но заговорил с ней, как с безумным ярлом. Он потребовал у Урсы теленка в обмен на позволение жить рядом с ним, грозил, что сожрет ее в случае неповиновения, но полуэльфка и не думала ослушаться, лишь спросила, следует ли телятину приготовить.
– Хороший был великан, – буркнула девушка тихо. – Хвалил мою стряпню, – вспоминала она, втайне считая, что именно это и даровало ей то «позволение».
– Так че мы тут ищем? – возмущенно спросил Ялмар, обгоняя девчонку. – Нам скоро возвращаться пора, а ты нас все по ветру таскаешь.
– Ну так возвращайтесь, передавайте бабушке привет, травы, мази. Деньги я вам отдала, пожитки вы мне оставили, – отвечала Урса, чувствуя, что устала от общества. – А мне нужно найти крушину… Ее всю неделю к берегу выбрасывает.
– Фу, – произнес один из братьев, вспомнив, как пахнет названная трава.
Урса улыбнулась, невольно подумав о том, что воины бывают слишком мягкими там, за бугристыми мышцами. Девушка плотнее куталась в старый шерстяной платок, опоясывающий ее грудь и шею. Ялмар и Одмар плавали к ней давно, часто, но пока не успели Урсуле надоесть. Девятнадцатилетняя, высокая, пусть и худая, она казалась близнецам воплощением красоты, сиреной из бабкиных сказок. Таких не было в селении, не было на всем острове: ярких и чистых, словно цветок ласточкиной травы. Светло-желтые глаза девушки обоим казались не меньшим светом, чем солнце, зависшее над их головами.
Жаль, что Урса не могла этого понять. Мать не разрешала ей играть с другими детьми, и социализация обошла ее стороной. Та не знала ни проявлений симпатии, ни заветов дружбы или любви, которую можно питать к человеку, не связанному с тобой кровными узами. Полуэльфка, раз за разом встречая гостей, думала лишь о том, что те – торгаши, и меняют ее настойки, мази и травяные сборы на кур, яйца и мясо, что компанию ей они составляют лишь от скуки, но не из доброго умысла.
– А хочешь, мы возьмем тебя с собой? – в очередной раз, с надеждой, спросил Одмар-младший. – Посмотришь на наш базар, бабку свою, в конце концов, встретишь.
– Нет, – ответила девушка, позволив себе задуматься над этим вопросом. – Нет. Наверное, не в этот раз.
Большая земля пугала ее сильнее, чем пучина холодного океана. Урса не смогла бы в этом признаться, но вода, отобравшая у нее семью, пугала девчонку сильнее, чем великаны и тролли, прятавшиеся у скал. Потому она не могла сплавать за крушиной ко дну, даже если на это потребовалась бы лишь пара метров, потому она не могла собирать ракушки и доставать из них раков, чей вкус был для нее амброзией на земле. Урса боялась, что вода заберет и ее в свои владения.
Втроем, они ходили вдоль берега слишком долго, и крушина так и не попадалась путникам на глаза. Урсула, знавшая, что такого шанса ей уже не выпадет, все не решалась остановить поиски, и когда впереди, на желтой полоске чистого прибрежного песка та увидела черный след, ринулась ему навстречу.
Холодный ветер крепчал, и солнце начинало падать. Позади раздавалось бряцанье двух пар сапог: юноши бежали за спутницей, не желая отставать. Только чем ближе Урсула двигалась к своей находке, тем яснее понимала, что вновь ошиблась, и надежды ее неоправданны, скинуты в воду. Только в этот раз улов ее не походил на любой предыдущий. В песке, неподалеку от волн, бьющих о камень, лежал труп собаки, да такой уродливой, что можно было решить, что изверг ее не океан, а сам Морхегг.
– Вот это тварина, – произнес один из братьев, опускаясь на корточки перед зверем. – Посмотри, какая у нее пасть! Нужно выбить эти зубы и смастерить себе ожерелье. Клянусь, их даже старый Мышовур от медвежьих не отличит.
– Похожа на твою псину, – ответил Ялмар, указывая на гниющий труп. Собака Урсы, однажды, ухватила его за руку.