– Урезонь его в следующий раз, – только и бросил юноша, не оборачиваясь.
Холодные воды океана омывали ее ступни, а Урса все не могла выйти на берег и проследовать за «гостем». Ком обиды на саму себя застрял в ее горле, обиды на добрую душу, на надежду, которую в нее много лет назад вселила мать. Почему травница не желала плыть к островам, почему она не искала общества отцовских родственников, почему так держалась за собственное одиночество?
Потому что эльфка-мать – единственное живое существо, с которым Урсула вела свободные беседы. Брат и отец ее неделями пропадали в океане, жители заброшенной ныне деревни не общались с ребенком, как с равным себе. Эльфы – добро, эльфы – сородичи, вот, что осело в ее мозгу с ранних лет.
Вот, с каким суждением та шла по жизни. И когда за долгие-долгие годы вынужденного одиночества та нашла у берега «друга», увидела родную душу в чуждом этому миру существе… Разве могла она оставить его гнить в слоях выброшенного на берег мусора?
А сможет он? Урсула не знала. Только что она может теперь? Вновь закусывая губу от страха, девушка шагнула вперед, к дому, за порогом которого и скрылся ее новый знакомый. Карантир, чьи черные, словно крылья эхидны, волосы до сих пор пахли холодной морской солью.
– Не бойся, – шепнула она то ли псу, то ли себе.
========== 5. Осколок льда ==========
Тот ветреный день подошел к концу так быстро, что травница не успела заметить, как пропустила очередной здоровый сон. Эльф, поселившийся на ее ложе, и сам не поспел за ярко-розовым закатом. Мысли его были слишком бодры для того, чтобы позволить телу хоть каплю верного отдыха, лишь отрывки сна. Карантир ворочался всю ночь, покой его был коротким и беспокойным, он не приносил новых сил, только забирал припасенные к вечеру. Впрочем, спал он все равно лучше, чем хозяйка дома.
Урсула не желала спать в кровати брата или родителей. Нет, не потому, что чтила память предков столь странным образом, девушка просто боялась закрыть глаза в постели, зная, что рядом он. В конце концов, что эльф может удумать? Теперь, когда он почти здоров, когда показал себя… Карантир представлял опасность. Мысль принести домой незнакомого эльфа, выходить его и помочь – уже не казалась травнице удачной. Теперь, когда она могла лицезреть след его пальцев на собственном запястье, самообман не действовал. Синяка не случится, только алеющий след от касания, отпечатавшийся не только на коже…
Она заснула, сидя за столом, заснула, через маленькое кухонное окно наблюдая за тем, как у притаившегося в тенях дома гуляют белые кролики. С тех пор, как большая часть сирен и эхидн покинули остров, живности стало заметно больше, птицы вернулись к побережью, кролики и лисы покинули норы, присыпанные снегом и людом. Еще несколько дней назад Урсуле казалось, что она даже слышит неподалеку блеяние диких коз.
Полуэльфка спала, но еще меньше, чем ее гость, пусть и вымученный ранением, но полный сил. Урса слышала, как он просыпался среди ночи и повторял заклинания, что разбудили травницу с утра, она слышала его осторожный приятный шепот и кусала губы. Мягкий голубоватый свет лился в коридор, и девушка чувствовала желание выйти из кухни и проверить гостя, помочь ему, если придется, но не решалась. Она помнила, насколько холодны были его глаза.
– Все хорошо, – шепнула себе под нос девушка, как делала это раньше, живя здесь одна. – Все хорошо, все хорошо… Ничего же не случилось.
Травница говорила тихо, но эльф все равно услышал ее. Карантир усмехнулся, закрывая глаза перед сном. Ее-то, хрупкую одинокую девушку, он напугал отлично, как во времена боевой славы, закончившейся не так давно. Удовольствие от осознания собственной силы согрело его лучше, чем тяжелое старое одеяло. Выходит, что у него еще есть шанс вернуться к былому?
Есть. Навигатор думал об Охоте, о том, как те покинули острова без его помощи, как много погибших в стройных рядах всадников, что стало с телом их короля. Неужели Эредин сейчас покоится на дне чужеродного океана, обглоданный хищными рыбами, тяжелым доспехом навсегда приговоренный к соленой воде над головой? Мог он всего месяц назад представить себе подобный исход, мог помыслить о конце, ждущем в пучине? Проиграть человеческой девчонке без отца и крова…
Нет, этого не должно было произойти, и этому должно найтись новое разрешение. За скорбными мыслями эльф не заметил рассвета, но услышал, как травница шмыгнула к выходу. Наверное, ей сейчас хочется пройтись, подышать свежим морозным воздухом и отвлечься от сказанного и услышанного.
Дверь заскрипела перед ней, половицы выгнулись, и девушка ступила на холодную улицу, кутаясь в старый шерстяной шарф. Под золотыми глазами ее залегли свинцовые тени, покусанные губы отдавали розовым цветом. Пусть путник отдыхает, пусть набирается сил, пусть успокоится и перестанет злиться на всех вокруг, пока ее нет рядом. Урсула же расправится с накопившимися делами.
Скот ждал ее на огороженном дворе. Молодая коровка получила свои хлебные корочки. Они даже не подгорели, просто зачерствели и потеряли ценность для полуэльфки и ее гостя, ведь в погребе хранилось еще несколько мешков с мукой. Быть может, совсем скоро Урса осмелится выпустить корову на луг, позволить ей размять ноги получше. Когда последние сирены скроются в океанической бездне.
Старому псу девушка, как обычно, сварила большую миску с овсяной кашей на бульоне из вываренной до белизны говяжьей кости. Верный друг с радостью принял угощение, льнул к ногам молодой хозяйки, страстно желая быть приласканным ею, отблагодаренным за вчерашнюю защиту и грозный лай в холодной ночи. Тонкие пальцы травницы прошлись по его спине, собирая комки линяющей белой шерсти. Нужно бы вычесать старого друга, найти время на уход за ним.
– Не скучай, я ненадолго, – произнесла девушка, махнув псу рукой.
На плече ее висела старая сумка, сплетенная отцом из порванных рыболовных сетей. Удобная, плотная и вместительная, она помогала девушке со сбором трав и плодов, необходимых брошенной на острове девушке. Сквозь заросли камыша, Урсула привычно проходила через болота, собирала волокна хна, приметила мандрагору в тени. Змей на Ундвиге не водилось, и за высокой травой не таилось так много опасности, как на более теплых островах. Худшее, что могло случиться с ней в эту минуту – ступить в топь и увязнуть, но совсем не сильно. Внизу все равно ждет корка льда над землей.
Урсула двигалась медленно. В поле ее зрения попадали островки одуванчиков, низкие кустики ласточкиной травы, ягоды ежевики и морошки. Травница осторожно связывала пучки трав голубыми нитями и прятала от света в сумку, укладывая их на дно. Что-то она засушит, из чего-то изготовит настойку или концентрат, что-то пустит в мешочки для ароматов… А если мальчишки достанут ей новую колбу, то получится даже лучше, чем у почившей матушки.
Та варила настои без спирта, из чистой воды, иногда – из болотной, но фильтруя ее по сто раз. Урса до сих пор помнила сладкий запах мелиссы, охватывавший дом перед закатом, помнила, как возле крыльца сушились цветы дикой акации, как мать собирала подорожник, на зависть домашнему скоту засушивая его в свои зелья, а не скармливая им.
Грязь хлюпала под ее ногами, но заросли дикой ежевики звали за собой все дальше. Травница обещала старому псу, что уходит совсем ненадолго, только воспоминания о семье задержали ее сильнее обычного. Девушка пробивалась вперед, вспоминая, как и где ингредиенты искала ее мать, пачкала руки соком ягод. Медленно, но мысли эти перетекли в новое русло. Все так же пачкая руки черным ежевичным соком, Урсула подумала о том, что бы сказали родители, найдя вместе с ней Карантира.
Отец бы, старый морской волк, скупой на слова, покачал бы головой, он не любил неожиданностей. Мать, осторожная и тихая, бросила бы его умирать без зазрения совести, та всегда была осторожной с чужаками. Если бы море не отняло семью у несчастной, если бы кто-то из них был до сих пор жив, навигатор остался бы дожидаться голодных утопцев на радость Богу Смерти.