– Как думаешь, боги сами наводили эту чистоту? – спросил он, замечая, как девушка вновь закусывает губы от досады. – Или все же уборкой занимались низшие слуги, лишенные этого статуса? Такие, которым не стыдно смотреть в пустые глаза, которых не стыдно превратить в прислугу… Чтобы полы были чистыми, кто-то всегда должен их мыть. Кто-то достойный такого занятия.
Урсула нахмурилась, вновь думая над его словами. Она мыла полы в хате большую часть своей жизни, и не видела в этом никакого зла, только необходимость и неприятную обязанность. Наверняка, нашлись бы в этом мире эльфы, готовые пойти собратьям в прислугу добровольно, добровольно исполнять честную работу, пусть и на службе у аристократов с такими же длинными треугольными ушами. Только кто спросил их, кому прислуживать удобнее?
Карантир продолжал, расписывая ей бесконечные красоты собственного дома, раскрывая величину своей личности. Полуэльфка чувствовала, что яркие образы все громче зовут ее ко сну. Она так мало отдыхала последние дни, так скудно питалась, что сил хватило лишь на половину его рассказа. Веки опустились, закрывая золотые глаза девушки, и Урсула погрузилась в столь желанный сон.
Ей снился океан с его пугающими глубинами, снились волны, вздымающиеся над головой. Шум дождя обернулся шумом морской бури, и девушка спала беспокойно, мечась на простыни. Эльф, поняв, что та уже не слушает его, осторожно опустил хозяйку дома на кровать. Ее веки мелко дрожали, словно травница вот-вот распахнет глаза и проснется.
– Нет, – шепнул себе Карантир. Смотря за тем, как красны ее искусанные губы.
Нет, так нельзя даже с низшими собратьями. Навигатор не мог отвернуться, неведомая сила заставляла его считать веснушки на порозовевшем лице полуэльфки, рассматривая ее медовую кожу. Она не была самой красивой из встреченных им девушек, не была хоть сколь интересной в его глазах, но… Она привлекала внимание необычностью черт, экзотикой, какую не найдешь в «правильных» чистокровных эльфках с прямыми длинными носиками и белоснежной кожей.
Тех, что так желали заполучить для своего благородного дома его гены. Урса же отнеслась к юноше иначе. Она не знала, кого тащит в дом, не рассчитывала на выгоду, не пыталась приобрести положение или родить дитя, лишь делала доброе дело, помогала собрату, неосторожно рискуя при этом собственной жизнью. Возможно, некоторые людские сказки были правы, и даже холодное сердце самого жестокого на свете чудовища можно воскресить поцелуем любви.
Думая об этом, навигатор осторожно поднялся с постели. Ветер стих, но дождь все еще бил по стенам дома, позволяя сну травницы протекать уютнее. Мерный шум заставлял ее сладко сопеть в собственной кровати, наслаждаясь тем, что ей сейчас не приходится чувствовать на коже холодные капли дождя.
Карантиру же требовался свежий воздух. Хоть один глоток, хоть единственный, только вдох, способный наполнить легкие, выкинуть из головы мысли. Мысли… О ее губах, приоткрытых в усталости, о глазах, наполненных солнечным светом, о веснушках, свидетелям любви светила, рассыпанных по щекам. Эльф вышел на улицу, все также оборачиваясь в предложенный ему плед. Холод беспокоил его меньше всего, но быть на улице голым… Слишком непривычно для голубых кровей.
Небо покрывалось вкрапинами света: тучи расступались, уступая место утру. Навигатор смотрел за тем, как облака медленно переваливаются в сторону Ард Скеллиге, как те плывут над бесконечным океаном, словно хищники, высматривающие добычу на земле. Эльф хмуро улыбнулся самому себе, понимая, что деревья здесь слишком похожи на те, что ждут его дома.
Вспомнив о доме, тот подумал и о всадниках, бросивших его здесь умирать. Кто-то из них же смог спастись, верно? Эльф хмуро глянул в сторону берега, осматривая принесенный штормом песок. Навигатор сделал шаг вперед, а затем следующий, еще один. Он слышал, как за спиной его старый пес травницы заскулил, услышав знакомый шум. Эльф не желал пугать его, вызволять из затворенного сарая, любым способом взаимодействовать с животным. Карантир собирался поступить по-иному: не обращать на зверей внимания.
Взглядом он искал свой доспех среди ила и песка. Льдисто-голубые глаза справились быстро: куча скинутого вместе металла ждала его под отвесным краем земли у песчаной каймы океана. Юноша осторожно смотрел за тем, как волны ласково касаются его доспеха, как небольшой краб-альбинос неторопливо выбирается из-под лат, осматривая окрестности. Теперь они – его собственность.
Грусть накатила на навигатора лишь в первую минуту созерцания собственного падения. Во вторую ее сменил гнев. Гнев на ведьмака, на его прыткую Ласточку, на исход битвы, что должна была завершиться правильно, если бы не кучка предателей, гибель Имлериха и неуемные амбиции Эредина. Эльф вымученно вздохнул, глядя за тем, как его жизнь утопает в принесенном на остров песке.
Яркий синий свет, забрезживший неподалеку, заставил юношу отвлечься. Он узнал природу его происхождения, понял, что источает подобное сияние. Ладонь Карантира невольно опустилась на собственную грудь, словно ища на ней потерянную цепочку. Кристалл для коммуникаций тот потерял, казалось бы, безвозвратно, но вышло, что лишь для того – чтобы сейчас отыскать на чужой земле.
На долю секунды потеряв самообладание, эльф кинулся в сторону яркого света, руками разгребая песок, придавивший его собственность. Свет не стихал, тот бил по глазам, привлекая внимание не только эльфа, но и круживших над берегом чаек. Карантир тихо, осторожно, словно опасаясь за собственную сохранность произнес только одно слово, активирующее древний кристалл.
– Grealghane.*
Холодный свет тут же расступился, заостренный камень погас, выбив из себя тонкую линию света. Линия эта раскрылась, точно веер в руках знатной дамы, и Карантир привычно выпрямил спину, увидев перед собой старого знакомого. Слишком старого, слишком знакомого, того, с кем он уже не думал встретиться снова.
– Hael, Aen Saevherne,** – произнес эльф, не скрывая насмешки.
– Оставь Старшую Речь для более подходящего момента, – ответил Аваллак’х, заглядывая в сферу. – Я знал, что ты не погиб.
Только хорошо это или плохо? Рад он или опечален? Карантир оглядел бывшего наставника так, как смог в дрожащей на ветру проекции. Знающий одевался так же, как одевались вельможи при дворе, кожа его была увлажнена маслами, волосы уложены, а губы сложены плотно, исключая и намек на улыбку. Эльф смотрел на бывшего ученика так твердо, как только мог, но злобы в его глазах не было.
– И долго ты собираешься странствовать по мирам, Карантир? – спросил Лис слишком громко. – Война за чужое измерение кончилась, ваша погоня не имела смысла.
– Куда мне еще идти? Обратно, в Мир Ольх, чтобы попасть в лапы стражи, как предатель и заслужить пропуск на собственную казнь?
– Всадники Дикой Охоты не были признаны предателями, – устало ответил мужчина. – Глупцами, ведомыми предателем-королем, глупцами, получившими прощение за чистейшую кровь и громкую биографию – вот, кем их видят все вокруг. Для знати никаких наказаний быть не может.
– Ерунда, – шепнул эльф себе под нос.
Слова Знающего походили на обман, на глупую опасную шутку, что может вселить в сердце юнца пустую надежду. Заметив, как Креван приподнимает бровь, Карантир завернулся в плед плотнее. Если Аваллак’х получил влияние при дворе, вернулся на прежнее место, неужели общество Ольх не собирается зачистить следы прошлого режима, ошибок, совершенных молодым королем?
– Как я должен в это поверить? – спросил юноша тихо, прищурив свои светло-голубые глаза.
– Как? – позволив себе ухмылку, спросил Знающий. – У меня мало времени, и я хотел использовать его ради расспросов, но… Карантир, ты прекрасно контролируешь время и пространство, прекрасно орудуешь открытием порталом. Вернувшись в Мир Ольх, скажи мне, разве ты не сможешь тут же его покинуть?