Свидельства проигрыша окружали его со всех сторон, оставаясь неприятным напоминанием. Кристалл засветился снова, и Карантир понял, что посох уже близко. Юноша замер, в одну секунду осознав, что еще может здесь найти. Из-под кучи трупов, сваленной недалеко, торчала верхушка знакомого шлема. Зубцы костяной короны тянулись вверх, пустые глазницы металлического забрала смотрели на навигатора с укором.
Эредин… Эредин лежит где-то здесь.
Кристалл на посохе ответил юноше светом, и скорбные мысли покинули его на несколько долгих секунд. Эльф заметил блестящее древко, нетерпеливо протянул к нему руку, чтобы побыстрее разделаться с этим местом. Посох охотно скользнул в ладонь хозяина. Вода окружила его со всех сторон, и кроме нее здесь была лишь смерть и разруха, лишь следы его поражения, гибели всех надежд мира Elle. Народ Ольх сгинет в той же пучине, и в том есть доля его вины.
Поднимаясь к поверхности, юноша думал, следует ли вернуться за шлемом, поискать среди мертвецов своего амбициозного короля, вытащить его на берег… Нет. Нет, какая разница? Похоронить на Родине его не дадут, а упокоиться в этом грязном мире у короля не выйдет. Его душа обречена на вечные скитания, как бы ни извернулся его верный воин.
Вынырнув из воды, эльф первым делом глотнул воздуха. Чистого, морозного, свежего, заполняющего легкие до отказа, до последнего клочка мечта. Дышать без заклинаний все же приятнее, чем с ними, но под водой. Карантир обернулся, а после крутанулся на месте, словно потеряв что-то важное. Он не видел вокруг ничего. Только вода, горы, далекая земля покинутого всеми богами острова… Ничего, кроме охваченной штилем глади, отражающей белые облака.
Навигатор сжал запертый в руках посох сильнее, так, что костяшки пальцев его побелели, теряя кровь. Драккара не было и близко: островитянин уплыл, едва эльф погрузился во тьму. Расстояние обступило его, до земли ждало много места… Утопцы всплыли на поверхность, любопытно наблюдая за происходящим, а силы покидали юношу все быстрее, призывая того ко сну.
– Ублюдок, – выругался навигатор, решивший ограничиться общим языком. – Мерзкий, лживый… Человек.
========== 8. Меньшее зло ==========
Воздух вокруг шипел, трещал напряжением, и остров не мог дышать полной грудью. Ундвиге словно застрял высоко в горах, где кислорода оставалось всего на один глоток. Нет, грозы сегодня не случится, не тучи и ветер принесли с собой напряжение, не разгул капризной стихии.
Это ожидание раскрашивало остров хмурыми красками. Травница смотрела за тем, как в небольшом кухонном окошке по небу плывут облака, как пес гоняет белоснежных бабочек, внезапно оживших после весенней спячки, как легкий ветер качает зеленеющую листву.
Что-то давило на нее, что-то вытесняло из груди все удовольствие, все счастье, что могло там поместиться. Предчувствие мучило девушку страхом. Ялмар молча ел, с особым усердием разгрызая старую вяленую рыбу, и Урса не спешила заполнять тишину разговорами с самой собой. Ей не хотелось говорить, пока эльф ее не вернется на берег.
А корабль уже шел, и паруса его виднелись вдалеке, разрезая спокойную гладь воды. Девушка блаженно выдохнула, осторожно поправив прядь светло-русых волос. Гость, заметивший это с другой стороны стола, невольно заерзал на стуле. Ялмар не был самым умным из всех своих братьев, но даже он понял, что Урса переживает за чванливого эльфа куда сильнее, чем положено переживать за постороннего.
– Чего ему там понадобилось? – спросил он, дожевывая. – Рыбу что ли ловят? Нет. Вроде, без сетей поплыли, да тут и не водилось никогда ничего.
– Какая рыба? Нет, не в ней дело… Но я не могу тебе рассказать, – ответила девушка тихо.
– Он, что, тебя запугал и запретил рассказывать? – возмущенно спросил островитянин. – Урса, ты всегда можешь к нам обратиться за помощью, мы быстро его вытурим отсюда, ты же знаешь?
– Никто меня не пугал! – возмутилась травница, отбирая у нагловатого гостя последний кусок солонины. – Просто нехорошо выдавать чужие секреты.
– Секреты, – фыркнул юнец, закидывая ногу на ногу. – Больно много секретов у этой наглой рожи.
Карантир не давал четких указаний о том, рассказывать о его целях или не стоит, Урсула сама решила, что будет держать рот на замке. В конце концов, это ей ничего не стоило, выдержки девушке хватало, а недостаток в общении за последние дни сгладился до неузнаваемости. В этот раз травница не пошла к берегу, она встала из-за стола, осторожно задвинув стул на место, и направилась к выходу медленно, чтобы Ялмар успел понять: ему тоже следует бросить кушанье и отправиться хозяйке вслед.
Половицы натужно скрипели под весом воина, но Урса все убеждала себя в том, что пол проживет еще год-два. Едва дверь в хату отворилась, старый пес запрыгал на месте, виляя покусанным хвостом. Девушка улыбнулась ему, потрепала животное по шее и присвистнула, не оборачиваясь к воде. И хорошо, хорошо, что травница оттянула этот момент хоть на одно долгое мгновение. Одмар шел к берегу один.
– Где Карантир? – теряя улыбку, спросила девушка.
Островитянин ей не ответил, решил отмолчаться еще хоть минутку. Старший из близнецов наигранно-печально отвел взгляд, и Ялмар невольно отшагнул назад, к дверям хаты. Урсула застыла, и пес перестал прыгать позади нее, отбегая к сараю: он почувствовал, что сейчас лучше оставить хозяйку одну и не попадаться ей на глаза со своим счастьем.
Травница молчала, молчали и братья, и только ветер взволнованно шептал у воды. Одмар медлил с ответом, он все ждал, что вопрос этот распадется сам собой, что кто-нибудь выдвинет свою теорию произошедшего, и старшему из близнецов останется только согласно кивнуть.
– Его утащили утопцы, – медленно ответил юноша. – Я говорил, что не нужно туда нырять. А он… Он просил высадить его у Чертовой Заводи.
– У-у-у, – присвистнул Ялмар, отворачиваясь от вздрогнувшей Урсулы. – Это смерть. Чистая смерть, оттуда живыми не выбираются, если окунулись. Палец в воду опустил – и тот оттяпали, что уж говорить о плавании у дна.
– Я ждал, а он все не…
– Как он тебя туда затащил-то? – перебивали братья друг друга.
Ялмар не интересовался подробностями сильнее Урсулы, просто сохранял возможность владеть собственным голосом. Урса же не могла. Мысли в ее голове смешались, слиплись под воздействием ужаса, и ни одна из них не задерживалась во главе. Думы менялись, менялись, и голова шла кругом, спасения от скорби не было. Травница не знала, о чем думать, не знала, как удержать в груди этот крик.
Вода. Снова вода, окружившая этот проклятый остров, ей все мало. Она забрала у нее всех родных, она забрала у Урсы стимул просыпаться по утрам, и теперь, когда, казалось бы, сама подарила возможность начать жить заново… Отняла его. Отняла у нее, подарив своим голодным склизким детям-хищникам.
Братья спорили о глубине впадины, о том, сколько там внизу поджидает тварей и каких они видов и размеров, рассказывая друг другу деревенские сплетни, а Урсула кусала губы. Ее золотые глаза смотрели вперед, словно сквозь них, в пустоту за широкими спинами не одаренных тактом мальчишек. Полуэльфка не видела ничего, не слышала ничего, только чувствовала. Боль, боль почти физическую, захватившую ее с головой.
– Там хоть чето всплыло от него? – бесстыдно спрашивал один брат другого. – Когда Ярре сожрали, над водой столько крови было, что, казалось, сейчас весь океан покраснеет…
Урсула почувствовала, как к горлу ее подкатила тошнота. Травница живо представила себе эту картину: его разрывают на части, превращают в ошметки плоти, куски мяса в ледяной воде. Живого, теплого, красивого эльфа, выхоженного ею от состояния трупа. Пугающего, но доброго там внутри, того, кто первым и единственным назвал ее прекрасной. Нижняя губа девушки задрожала, Урсула никогда еще не была такой бледной.