Соломенный матрас скрипнул, принимая на себя вес легкой полуэльфки, кровать взвыла, стоило Карантиру прижать ее сверху. Юбка девушки разошлась по шву, эльф не желал, не мог уже возиться с завязочками, аккуратно разделываясь с узелками и крючками ее наряда. Разве это возможно, когда перед ним – она, словно сон, словно видение, что вот-вот растает, оставив его в дураках?
– Будет больно? – спросила девушка, когда губы эльфа освободили ее. – Это же то, отчего бывает больно? И бывает кровь…
О плотском выражении любви она еще ребенком узнала одно: после первой брачной ночи из украшенных свежими цветами хат выносят простыни с кровавым пятном на них, говоря, что невеста «порядочна». Урсула поджала губы, понимая, как глупо, как наивно звучит ее вопрос, но удержать его она уже не могла. Девушка снова попыталась отвернуться, но эльф сжал ее подбородок двумя пальцами, слегка на него надавив.
– Будет больно, – честно ответил он, желая подготовить ее так, как успеет. – И приятно, Урса. В этом и есть любовь.
Его рука опустилась ниже, задержалась меж ее тонких ног. Влаги не было много, но теплый сок желания окрасил его пальцы, заставив юноши удовлетворенно втянуть воздух. Он не желал тратить много времени на ласку, но убрать от нее руки – слишком сложно. Мокрые пальцы скользили то вверх, то вниз, холодные голубые глаза наблюдали за тем, как девушка краснеет в не прекращаемом смущении. Терпеть осталось недолго.
Когда он развел ее ноги шире, травница не сопротивлялась. Она не кусала губы от страха, не прикрывала оголенную плоть, лишь бы спрятать кусочек себя под его жадным взором. Урсула ждала, ждала послушно и тихо, потому что ей самой хотелось получить избавление от этого нового чувства. Щекотка мучала ее изнутри. Карантир больше не медлил, момент затянулся достаточно, чтобы позволить себе маленькое послабление, и все мысли о том, что так нельзя, что это – неправильно и пошло, разбежались по уголкам его разума.
Когда он вошел, девушка вскрикнула, но горячие губы навигатора тут же прижались к ее. Голос травницы потонул в поцелуе, в скрипе соломенного матраса, в легкой боли, сопровожденной уколом удовольствия внизу живота. Эльф дал ей время, чтобы привыкнуть, несколько секунд поцелуя, взгляда глаза в глаза.
– Можешь кричать, – милостиво позволил он, делая первый толчок, самый мягкий. – Мне нравится твой голосок.
И Урса раскрыла искусанные губы. С них слетали тихие вздохи, неловкие попытки показать, сколь приятна ей эта минута, как хорошо было видеть его перед собой, чувствовать. Странное ощущение заставляло ее извиваться в его крепких руках, скользить в простынях, ежиться. Девушка жалась все ближе, ощущая вскипающий под кожей жар. Огонь горел в ледяном сердце ее навигатора, и огонь этот передавался и ей.
Карантир позволял себе все больше, все глубже, все быстрее. Эльф двигался в ней, заставляя девушку тонкими ладошками упереться в стену за своей головой. Она не желала отдаляться. Травнице хотелось принимать его в себе. Крики ее становились все громче, тональность их менялась от робкой до страстной, наполненной желанием, и эльф понимал, что долго он так не сможет.
Прежде, чем закончить, он вновь наклонился над ней. Розовые щечки девушки стали ярко-красными, в ее наполненных солнечным светом глазах стояла слякоть, Урсула не могла сфокусироваться, глупо улыбаясь самой себе. Словно в дурмане, словно под действием фисштеха, на самом же деле – под ним. Карантир почувствовал, как и его губы растекаются в довольной улыбке, как привычное чувство экстаза сливается с новым, делающим его более ярким. Он вновь одарил девушку поцелуем, на этот раз мягким, дрожащим, завершающим.
Чувствуя пульсацию внутри себя, девушка изогнулась в пояснице, и эльф приподнялся, чтобы освободить ее от оков. Карантир нависал над ней, руками упираясь по обе стороны от ее прелестной головки, рассматривая сбитые волосы, красные щеки, взмокшую плоть. Урса дышала тяжело, прижималась к нему все плотнее, чувствуя, как тепла его кожа. Карантир упал рядом с нею, поглаживая растрепанные волосы девушки.
– Теперь нужно вынести на улицу простыни? – спросила она, улыбаясь. – Так делают у тебя дома?
– Нет, так делают только в глухих человеческих деревнях, – ответил он, также улыбаясь.
Комната, пропитанная сладковатым запахом двух взмокших тел, окрасилась долгим молчанием. За окном расцвел закат, золотое солнце упало за горизонт, и мрак медленно окутал пустую холодную улицу. Урсула уткнулась эльфу в плечо, и Карантир снова поцеловал ее в щеку, чувствуя, что хотел бы делать это как можно чаще, хотел бы не отрывать губ от ее розовеющей в смущении, в удовольствии кожи.
– Не уходи, – снова шепнула она, прикрывая глаза от усталости, чувствуя, как жалко сейчас звучит. – Останься.
– Пойдем со мной, – внезапно произнес Карантир.
Он никогда прежде не поступал так необдуманно, каждый раз строя планы на несколько шагов вперед, на несколько лет, если позволяют обстоятельства. Наверное, пришло время для перемен в его жизни? Навигатор и сам закрыл глаза, чувствуя, как быстро забилось сердце девушки, как кровь стучит уже в его висках. Она не знала, что следует говорить, потому ему пришлось помочь со вступлением.
– Ты будешь жить со мной, – говорил он медленно, и сам решая, что же произойдет с ними в Мире Ольх.
– Как наложница? – спросила девушка, вновь вспоминая сказки из книг покойной матери.
– Как пожелаю я, – ответил ей эльф, про себя добавляя: «Как нам позволят вышестоящие лица, наставники и Знающие».
Мысли заняли головы обоих. Чьи-то были тяжелее, чьи-то – легче, но обоим пришлось взвесить все. Здесь, в тишине одиночества, Урсулу все равно ничего не ждет. Об этом знал Карантир, об этом знала и травница, и вслух произносить горькую правду ему не пришлось. По взгляду ее красивых золотых глаз юноша понял: согласна, она уже согласна, только не может ему в этом сознаться. Его теплая, взмокшая рука легла полуэльфке на бедро, прижала девушку ближе, утыкая ее хорошенькое личико в свою широкую грудь.
– Завтра днем они приплывут мстить, – проговорил навигатор тихо, прекрасно понимая, что это случится. – Наверняка не одни, а с дружиной. Разве я могу тебя им оставить? Собери немного вещей на первое время.
– А еда? – спросила девушка, тихо засыпая.
– Это – моя забота, – ответил он, понимая, какую ответственность берет на себя. – И еды в Мире Ольх вдоволь, нам не позволят голодать.
– Куда я дену скотину? – спрашивала девушка все также тихо, по инерции. – Как я оставлю здесь пса? Он был со мной с детства.
Карантир недовольно вздохнул, слушая. Об этом он не подумал, он не подумал ни о чем, лишь обозначил свое сиюминутное желание. Да, эльф мог бы вернуться в свой мир один, устроиться, подготовить почву, а после вернуться сюда за ней, имея за плечами план. Только что, если ее здесь уже не будет?
Что, если она будет ждать его не одна. Но с ребенком под сердцем? Навигатор подумал об этом лишь после того, как все свершилось, и поймал себя на мысли о том, что не станет сильно жалеть. Да, его гены не будут чисты так кристально, но все же, они будут его.
– Мы заберем твою собаку, – поспешно ответил Карантир. – А корову и кур подберут братцы. Поверь мне, Урса, они сюда скоро заглянут.
– Тогда я соберу… – шепнула девушка перед сном. – Сейчас…
– Собери потом, – ответил ей эльф. – А сейчас ты можешь немного вздремнуть, у нас будет еще много-много времени.
Ветер задувал в раскрытые окна, сирены выли там, в глухой тишине острова. Карантир гладил травницу по мягким волосам, пропуская золотые пряди меж теплых пальцев. Уговорить Кревана будет несложно, он уверит старого Знающего в том, что девчонка – его трофей, утешение, что он не поставит ее выше Рода. Его он уверит, верно… Но как бы теперь уверовать самому?