Она должна была себе признаться, этот голос волновал ее, как никакой другой. Она и подумать не могла, что могут быть такие голоса, которые хочется слушать и слушать. Но теперь ей придется слушать вот этот голос, усмехнулась она. Дика отчаянно лаяла метрах в ста. Надо пойти проверить. Поощрить охотничий инстинкт лайки.
Ульяна свернула с дороги и вошла в чащу леса. Здесь пахло сыростью и остро — хвоей. Дика лаяла без остановки, Ульяна подходила ближе, голос собаки становился громче и звонче. А вон и белка, смешная, линяющая, из зимней, серой, она наполовину уже стала рыжей. Ульяна довольно улыбнулась: Дика ведет себя очень правильно, она, как хорошо выученная собака, не кидалась на дерево, не царапала его когтями, изображая страстное желание влезть и схватить зверька, она сидела под деревом и лаяла, упорно, привязчиво, настойчиво. Уроки не прошли даром.
— Молодец. Молодец, Дика. Но не сейчас. Сейчас белка нас не интересует. Подождем до зимы, — говорила Ульяна, а сама вынимала из кармана карамельку. Она развернула ее и дала Дике, приговаривая: — Хорошо, хорошо.
Дика проглотила сладость и хотела снова кинуться в атаку, но Ульяна скомандовала:
— Вперед!
Мобильник в кармане зазвонил, Ульяна вздрогнула.
— Слушаю, — бросила она в трубку.
— Ульяна, есть новости, — пророкотал Сомыч. — Сегодня к тебе приезжает покупатель.
— Какой покупатель, Сомыч? — Ульяна похолодела. Она ни с кем ни о чем не договаривалась. Сердце дернулось, он не сказал, что за покупатель, но она знала, кто это. Она… ждала его?
Ульяна втянула воздух, настоянный на соснах и елях, он щекотал ноздри, как будто невидимые иголочки втянулись вместе с воздухом. Он едет.
— Такой покупатель. — Сомыч усмехнулся. — Который тебе звонил из Москвы.
— Но… я не хочу ему продавать! — вырвалось у нее. Она мгновенно почувствовала, как краска заливает щеки, и, разозлившись на себя за такую реакцию, запальчиво заявила: — Я не пущу его на порог.
— Щ-ш-ш… Не так круто, дорогуша. Мы не можем себе такого позволить. Ты ведь хочешь продать ружьецо, потому что тебе нужны деньги. Ты сама дала объявление. Ладно, кончаю передачу, а то не расплатимся по счетам.
— Но он такое мне сказал… — не слушала его предупреждение Ульяна.
— Что бы он тебе ни сказал, что бы ты ему ни сказала, мужик уже трясется в поезде. Он приедет ночным. Позаботься о его ночлеге.
— Да при чем тут я? У нас есть гостиница для охотников. Пускай там и спит.
— Но может быть, он захочет с тобой познакомиться… Ночью.
— Ночью? — Ульяна хрипло рассмеялась. — Ночами я ни с кем не знакомлюсь.
— Оно и видно, — неопределенно промычал Сомыч. — Вот что, дорогуша, давай-ка не выламывайся, а приходи вечером к нам, мы с Надей приготовим поздний ужин, встретим его по-человечески, обогреем…
— …оближем, да? Как же, из самой Москвы прикатил. Да кто его просил?
— Ш-ш-ш… не шуми. Знаешь такое слово — репутация? У нас она должна быть безупречной. А ты делай, как я говорю. Где сейчас-то? Уже дошла до бобрятника?
— Нет еще, мы с Дикой позарились на белку.
Дика, услышав свое имя, подбежала к Ульяне. Она, кажется, вообще не умела ходить шагом, а все время бегала. Ульяна поднесла трубку к собачьей морде и махнула рукой. Звонкий лай оглушил Сомыча.
— Вы что, девки, покалечить меня хотите? Если я оглохну, то не услышу, как вальдшнеп хоркает. Я, может, тоже хочу добыть окольцованную птичку.
— Все хотят, да не всем везет.
— Это точно. — Он вздохнул. — А кому не везет, тот сам окольцовывает. Как я свою Надюшку. Ну ладно, вечером жду. А тебе советую поворачивать обратно.
— Слушаюсь, товарищ начальник.
Ульяна сунула в карман куртки мобильник, злясь на чертову технику. С ней все время как на привязи. И без нее нельзя. Еще в прошлом году можно было уйти в лес и быть самой с собой. А теперь? Вот пошла бы она без мобильника, топала бы себе к Бобришке и думала о чем хотела. А теперь придется думать о том, как отделаться от настырного мужика. Он, выходит, из тех, кого гонят в дверь, а он лезет в окно? Разговор окончен, и навсегда, она ясно ему сказала. Она и подумать не могла, что он явится. Пускай завтра же убирается обратно.
Погоди, дорогая, осадила себя Ульяна. Каждый охотник может приехать в заказник и купить путевку. Вот пусть и этот тип купит. Поохотится, раз приехал. А свое ружье она ему не покажет. Это ее ружье. И больше ничье. Если Сомыч намерен устроить парадный ужин в рекламных целях, она улыбнулась, он тоже имеет право, он печется о репутации. Ну а если и ее приглашают на этот ужин, она пойдет, будет еще одним гостем.
12
Колеса громыхали на стыках, и с каждым ударом Роман Купцов все ближе подбирался к вожделенному ружью. За окном занимался рассвет, поезд в областной центр прибывал в восемь тридцать пять утра, и, судя по всему, он не опаздывал. В шесть утра проводница прошлась по вагону, безжалостно прерывая сон пассажиров стуком ключа от туалета по дверям купе:
— Подъем! Через полчаса туалет закрываю!
Он умылся и побрился заранее, не дожидаясь вселенского столпотворения. Его сосед всхрапнул в последний раз, к великому облегчению Купцова, и прошаркал в своих красных резиновых шлепанцах за дверь.
Полдня, как понимал Роман, ему придется проболтаться в городе, ожидая местного поезда, который уходит с того же самого вокзала.
Уже хорошо.
Путь в глубь области его не слишком озадачивал, но другое беспокоило. А если эта Ульяна Михайловна вообще не станет говорить с ним? Возьмет и пошлет его подальше, что тогда?
А тогда, заводился он внутренне, он… украдет ружье!
Ох, кажется, он сильно переутомился за ночь, слушая навязчивый храп соседа. Если даже он украл бы это ружье, то хозяйка с легкостью нашла бы свое ружье и его, Купцова, вместе с ним. Смешно сказать — украдет. А регистрация, а милиция, а прочие прелести?
Но разве он об этом? Он о том, что тогда ему придется каким-то образом исхитриться и взглянуть на номер. Значит, воспользоваться ружьем на время и списать цифры на бумажку. А для начала нужно унять себя, успокоить, сосредоточиться. Как он скупал акции своего завода — по штучке! А тоже хотелось сразу весь пакет. Но ведь скупил, да как дешево! Неужели он с какой-то бабой не справится? Ему нужен номер. Потом ему нужно ружье. А потом… «Скажи еще, что тебе нужна и сама баба, да, Купцов? Вот смешно!»
Роман засмеялся, и, судя по всему, вслух, потому что поймал на себе заинтересованный взгляд соседа, уже побритого и умытого. От него пахло дорогим мылом и свежим дезодорантом.
За окном показались дымящиеся трубы ТЭЦ, потом поезд нырнул под мост, и сосед объявил, обдавая Романа ароматом мятного драже:
— Приехали.
Роман и сам догадался по серому бетонному зданию вокзала и густой толпе встречающих.
— Ого, сколько народу! Какой-то важняк едет?
— Да нет, просто у нас народ по-старинному душевный, — усмехнулся сосед. — У нас каждый сам себе важняк. Вятский народ — хватский, семеро одного не боятся…
— Что, до сих пор так? — прервал Роман провяленную десятилетиями присказку.
— Вечное — это навсегда, — кивнул сосед, словно обрекая себя и на следующие сто лет цитирования народной, потому неизменной мудрости. — Как «Прощание славянки», — загадочно подмигнул он неожиданно для Купцова. Однако на родной земле серый мужик переменился. Из рыхлого валенка-прикрытия выглядывал вполне подвижный типчик, словно хромовый сапожок с голенищем в обтяжку. Такой и пнуть готов, если понадобится, да удрать поскорее. Не зевай, Ванька, пока ярмарка!
— «Прощание славянки»? — повторил Роман, пытаясь уловить в голове мелодию, которая спуталась с какой-то другой, как будто на кассету начали писать что-то сверху, не дописали, и все перепуталось. Роман свел брови, и, видимо, на его лице отразилась напряженная работа мысли, поэтому сосед пришел на помощь, уверенно напев мелодию.