После возвращения из Москвы Роман звонил ей, они болтали, эти разговоры были похожи на прогулки по топкому болоту. Шаг — твердая поверхность, шаг в сторону — трясина. Как будто разговоры ни о чем, как будто они слушали только интонацию друг друга.
Потом он уехал в командировку по делам своего завода, а она занялась лекарственными травами. Чем больше времени проходило после того страстного свидания, тем трезвее и расчетливее пыталась посмотреть на их отношения Ульяна.
Итак, некто ищет вожделенный предмет и находит его. Он принадлежит женщине, которая не собирается расставаться с вещью. Какой следующий ход? Забрать вещь вместе с женщиной. Вот и все. Просто как репа.
«А как в этом случае должна поступить женщина?» — спросила себя Ульяна.
Тоже просто как репа. Проверить, нужна ли ему женщина без этого предмета.
Она даже подскочила он изумления. О чем только она думала до сих пор? Она размышляла, хочет ли видеть его. И отвечала — да, хочет. Хочет ли оказаться с ним в постели? Да, хочет. Хочет ли выйти за него замуж? А вот это уже посложнее. Будь она восемнадцатилетней девочкой, как ее мать, выходившая за отца, она бы кинулась Роману на шею без рассуждения. Конечно, мать была счастлива с отцом какое-то время. Но кто знает, не была бы она счастливее, отыскав сразу своего человека?
Просто к тридцати годам люди учатся быть осторожными, сказала себе Ульяна. Поэтому она проверит его.
От телефонного звонка Ульяна вздрогнула и быстро сняла трубку.
— Привет, дорогая. Прости, что звоню, а не сама зашла. — Голос Надюши был встревоженным.
— Что случилось? — Ульяна почувствовала, как сильно забилось сердце.
— Да Сомыча прихватило. Зайдешь?
— Бегу, — сказала Ульяна. Она бросила трубку и кинулась к двери. Надела черные сандалии и заперла дверь на замок.
Сомыч болел редко, и уж если жена говорит таким голосом, то значит, и впрямь нехорошо.
Она знала, чего хочет от нее Надюша. Она уверовала в ее способности делать массаж.
Красила даже не поднял головы, почуяв своего, Ульяна кивнула ему и пощелкала пальцами, чтобы хоть как-то снять с него летнюю дрему.
Она взбежала на крыльцо, отметив по пути, что Надюша все-таки вырастила гортензию, которая пышным цветом дразнила ее зависть. Ульяна слишком любила цветы, чтобы не реагировать на цветоводческие успехи Надюши.
Сомыч лежал в гостиной на диване, лицо его было бледным, глаза закрыты.
— Что с ним? — спросила Ульяна, уже потирая руки, чтобы разогреть как следует.
— Ты знаешь, какой-то странный упадок сил. Как будто из шарика выпустили весь воздух. — Лицо Надюши было виноватым, словно она поднесла к этому шарику иголку и ткнула.
— Не хочешь вызвать врача?
— Он сам ветеринар, — усмехнулась Надюша. — Пожалуй, вот это в нашей заповедной жизни самое печальное. До города не доскачешь, а деревенские эскулапы… — Она махнула рукой.
— Придется зарабатывать на свой вертолет, — пошутила Ульяна.
— Вот когда приведешь его в чувство, попросим, — кивнула Надюша, и Ульяна испытала облегчение от того, что в ее голосе уже не было неодолимого страха. Она переложила часть тяжкого груза на Ульяну и слегка расслабилась.
— Ты сделай ему свой массаж. Сможешь?
— Конечно, — уверенно кивнула Ульяна.
Этому массажу она научилась в экспедиции на Алтае, в одном маленьком селе возле Телецкого озера. Бабка, у которой она жила, прониклась к ней каким-то особым расположением и научила ее.
— У тебя сильные руки и сильная душа, — сказала она ей. — Ты сумеешь.
Каждый вечер, после захода солнца, они шли в баню, Ульяна ложилась на полок, а старуха показывала на ней приемы. После этого Ульяна чувствовала себя так, как будто и впрямь могла поверить, что люди не летают только потому, что у них просто нет крыльев.
Бабка прекрасно знала анатомию, поняла Ульяна, и в этом нет никакого волшебства, потому что и она учила анатомию в институте. Но в деревне старуха была окружена опасливым уважением.
С тех пор в руках Ульяны побывало много народу, она делала массаж и матери, и отцу, и подругам. Однажды она поставила на ноги приезжего охотника, который, расчувствовавшись, подарил ей прекрасный ягдташ, старинный, кожаный, который был настолько хорош, что она носила его вместо сумки.
Надюша села у мужа в ногах, но Ульяна ее быстро выпроводила.
— И вообще, оставь нас наедине, — заявила она. — Твое возбужденное биополе будет только мешать.
— Но ты…
— Не бойся, я ничего с твоим мужем дурного не сделаю.
Надюша вышла, а Ульяна положила руки на темечко Сомычу и почувствовала, как ладони закололо. Она не отнимала руки минуты три, потом переместила их на глаза, веки его задрожали, ресницы затрепетали. Она снова ощутила легкое покалывание в ладонях. Она спускалась ниже, находя самые чувствительные точки на теле Сомыча и все сильнее чувствовала отзыв его тела. Поглаживая мышцы, снимая напряжение, она словно утюжила его и, оглянувшись на его лицо, увидела, что оно розовеет.
— Улей, ты меня здорово нажалила, — простонал он. — Я весь горю. А то я думал, что уже в холодильнике.
— Переутомился, Сомыч, — сказала она, в последний раз пройдясь рукой по стопам сорок пятого размера.
— Может, ты и права. Отдыхать надо, дорогуша. Останешься одна на хозяйстве, если мы с Надюшей поедем прогуляемся? До твоей Англии мы вернемся, — поторопился он, не оставляя ей поводов для отказа.
— Конечно, Сомыч. Сейчас спокойный сезон. Сомыч, а я могу тебе задать вопрос, как… мужчине?
— Вот спасибо, вот уважила, можно сказать, бальзамом полила всю мою душеньку.
— Можно подумать, ты сомневаешься.
— Да нет, но ты, такая молодая и красивая…
— У тебя жена такая же.
— Но жена… Ладно, спрашивай. — Он сел на диване, и перед Ульяной был привычный Сомыч.
— Вот если мужчина хочет того, что есть у женщины, но она ему не дает…
— Он берет это сам!
— Да я не про это. — Она увидела его насмешливые глаза и масленую улыбку. — Ладно, не будем прибегать к эвфемизмам. Все своими словами. Купцов, известный тебе, хочет ружье. Я ему его не даю. Он говорит что-то такое о браке.
— Не дурак мужик. — В его усмешке было что-то настораживающее. — Но уж очень быстрый.
— Вот и я думаю, его стоит проверить.
— Как это ты проверишь? Ему в мозги не влезешь.
— Как ты думаешь, если я скажу ему, что у меня больше нет «скотта»?
— Так он тебе и поверит!
— Вот поэтому я и хочу с тобой поговорить. Ульяна села рядом и рассказала, что собирается сделать.
Сначала Сомыч уставился на нее так, словно его стукнули пыльным мешком по голове.
— Ты дае-ешь, Кузьмина.
— Я думаю, для заказника ведь не будет никаких неприятностей, правда? И тебя никак не скомпрометирую?
— Я думаю, это как раз самая настоящая бесплатная реклама, — хмыкнул он. — Ты уверена, что договоришься с газетой?
— Конечно. Бородач отцовский друг, ну и мой в прошлом, далеком, гм…
Сомыч оживился настолько, что хохотал, как громовержец. Надюша прибежала в гостиную, не веря собственным ушам.
— Ты что с ним сделала? — набросилась она на Ульяну.
— Массаж, как ты и просила, — нарочито тихим голосом проговорила она, глядя невинными зелеными газами на Надюшу. — Ты ведь не говорила, до какого состояния его довести, ты просила поставить его на ноги. Смотри, он стоит.
Сомыч вскочил и кинулся к жене, обнял ее и понес на диван.
— Сомыч, отпусти, надорвешься.
— Я мужик, в конце концов! Я здоровый мужик! Я тебе сейчас покажу!
— Ой, не сейчас, не сейчас, — заверещала Надюша, утыкаясь лицом ему в плечо, а он продолжал хохотать.
— Слышь, Улей, а ей мы тоже должны сказать, да?
— Ну, если будет себя хорошо вести, — загадочно проговорила Ульяна.
Надюша резко подняла голову.