— Все, все, кончай, мальчик мой, не могу больше! Башуров бросил счет, расслабился, мощное тело его изогнулось в сладостной истоме, и, как всегда крепко, до синяков, сжав талию партнерши, он ощутил внутри блаженный взрыв.
— Ты, Виктор Павлович, просто овцебык! Поясницу как рукой сняло, заряд бодрости на целый месяц! — Зоя Васильевна, без сомнения, оплатой осталась довольна. Не испытывая ни малейшего стеснения, она придвинула к раковине стул и, присев на корточки, начала трепетно приводить свою интимную сферу в порядок.
— Ну-ну, посмотрим, как вы до завтра дотянете. — Арендатор усмехнулся, кинул в мусорную корзину использованный презерватив и тоже подошел к умывальнику.
В это время раздался телефонный звонок, непривычно длинный, видимо межгород, и, застегивая на ходу ширинку, Виктор Павлович поднял трубку.
Звонила тетя Паша, дальняя родственница, Башуров, кажется, и видел-то ее всего лишь однажды, в детстве. Встретил бы, ей-богу, не узнал бы.
— Витенька, голубь ты мой, слава богу, дозвонилась. Вчерась-то прям никак, не соединят, и все тут. — Тетя Паша явно пыталась справиться с волнением, но потом все же громко, в голос, пустила слезу. — Приезжай, голубь, мать-то плоха больно. Рак, Витенька. В больнице разрезали да зашили, поздно, говорят. Ох, не сегодня завтра, боюсь, богу душу отдаст. Приезжай, голубь, а то мне одной не управиться будет. — Тетка опять пошмыгала носом, но больше уж не голосила. — Дохтур-то, что уколы делать приходит, диву дается, как мать жива еще, руками разводит. А она, бедная, все тебя кличет, не помру, говорит, пока сыночка не увижу…
— Тетя Паша, — Башуров вдруг почувствовал к себе глубокое отвращение, с трудом протолкнул застрявший в горле ком, — послезавтра ждите, обязательно, послезавтра.
Раздались короткие гудки, видимо трубку повесили.
Несколько секунд Виктор Павлович молчал, тупо уставившись в стену, потом медленно опустил трубку.
— Случилось что? — вернул его к жизни настороженный голос Зои Васильевны.
— Да нет, ничего. У знакомых неприятности, придется уехать ненадолго. — Башуров уже взял себя в руки и даже смог вымученно улыбнуться.
— Если что-то нужно, Виктор Павлович, ты не стесняйся, говори. — Директриса сделала понимающее лицо и принялась аккуратно натягивать чулки. — Поможем чем сможем.
— Спасибо.
Он проводил любовницу до дверей, потом, накинув куртку, спустился к машине. «Надо же, как мать подгадала, теперь и объясняться с Зойкой не нужно». Он завел «девятку», отъехал за угол и вытащил из кармана куртки сотовую трубу:
— Льва Борисовича, будьте любезны.
— Говорите, — раздался тут же негромкий голос.
— Лева, если сегодня, я согласен за двадцатку. Голос сделался заинтересованным:
— Восемнадцать, Витя, ты же знаешь, район не очень.
— Слушай, Лева, там аппаратуры одной на две тыщи баксов. — Башурову вдруг стало противно — докатился, спецназовец, торгуешься, как последний барыга! — и, чувствуя омерзение и к себе и к собеседнику, он резко поставил точку: — Двадцать, или другие покупатели найдутся.
Постой ты, не горячись. — Лев Борисович ненадолго замолчал, соображая, он прекрасно знал, что за четвертной квартира улетит в неделю. — Давай через час на Таганке, как в прошлый раз, подходит?
— Договорились. — Борзый отключился и, врубив погромче Розенбаума, которого уважал за упертость, порулил на встречу со своим старинным знакомцем, известным спекулянтом недвижимостью Львом Борисовичем Смиловицким.
Издалека заметив ярко-желтый «ягуар», Башуров подпер его своей «девяткой», пересел в иномарку, сдержанно поздоровался:
— Физкульт-привет.
С профессионалом иметь дело — одно удовольствие. Лева прихватил с собой не только деньги, но и нотариуса, внушительного, седовласого, с солидной гайкой на пухлом мизинце. Через пятнадцать минут сделка была завершена, обменяв ключи на баксы, партнеры разбежались.
— Ежели понадоблюсь, телефон знаешь. — Смиловицкий удовлетворенно кивнул, и его попугаистый «ягуар» растворился в водовороте столицы.
Между тем время перевалило за полдень, но, несмотря на показавшееся солнце, было холодно. Дул резкий северный ветер, уже вовсю гонявший вдоль бульваров опавшую листву, прохожие ежились, поднимали воротники и старались побыстрее укрыться от неумолимого дыхания осени.
«Как бы заморозков ночью не было». Башуров зябко повел плечами, забрался в нагретый салон «девятки» и покатил в направлении Юго-Запада, где еще месяц назад снял однокомнатную квартиру в одной из новостроек. Обстановка тут была спартанская. Из мебели только колченогий кухонный стол, табуретка и спальник, американский, пуховый, приобретение Виктора Павловича. Впрочем, жить здесь никто и не собирался.
Башуров разделся, не спеша перекусил купленной по дороге пиццей, развел большую кружку «капуччино» и, поставив будильник, разрешил себе минут триста поспать, — ночь обещала быть беспокойной. Пять часов пролетели как мгновение. Когда он, потягиваясь так, что хрустнули кости, вылез из спальника, за окнами уже разливался мертвенный свет фонарей, — дело к осени, дни все короче…
Виктор Павлович умылся, слегка размявшись, позавтракал чем бог послал: кофе, ветчина, творожный крем с изюмом — и принялся неспешно собираться. Поглядывая в крохотное зеркальце на футляре электробритвы, он аккуратно приклеил рыжие пушистые усы с закрученными кверху кончиками, бороденку а-ля черт, примерил шляпу и усмехнулся — Зиновьев чи Каменев. «Один хрен». Он погримасничал, проверяя крепость клея, показал своему отражению язык и принялся укладывать имущество в большую спортивную сумку. Затем тщательно осмотрелся — не забыто ли что? — оделся и, бросив ключи на пол в прихожей, захлопнул за собой входную дверь.
Снаружи моросил мелкий противный дождь, прохожих было мало. «Ну, девочка, давай». Не привлекая постороннего внимания, Борзый погрузился в «девятку» и отправился в другой конец города, в неприметный двор, где стоял серый «жигуленок» седьмой модели. Ехать на нем предстояло в первый и последний раз.
Запарковав «девятку» у фонаря, Виктор Павлович навесил «кочергу», — береженного бог бережет, — включил сигнализацию и гуляющей походкой человека со странностями направился вдоль дома к черневшей впереди арке. Во тьме прохода светились два сигаретных огонька. Это спасались от сочившейся с неба влаги патрульно-постовые шакалы. Блюстители порядка, заметив трезвого, хорошо одетого чудака, гуляющего под дождем, равнодушно отвернулись, — поиметь что-либо с такого затруднительно. «Семерка» находилась неподалеку, прямо за углом, но Виктор Павлович торопиться не стал, выгуливался до тех пор, пока менты не; докурили и не убрались подальше. Лишние глаза ни к чему.
Наконец он забрался в промозглый холод салона, со второго раза запустил мотор и, чтобы согреться, задержал дыхание, почти сразу же ощутив бодрящее действие переизбытка углекислоты.
«Ну, помогай нам аллах. — Он включил фары и, внимательно вглядываясь в косую сетку дождя, плавно отпустил сцепление. — С богом!» До указателя «Домырино-2» Виктор Павлович добрался быстро и без приключений, сбросил скорость, повернул. И будто съехал с накатанной жизненной колеи на узкую, смертельно опасную дорогу с односторонним движением…
Башуров как в воду глядел. Когда он вылез из «жигуленка», под ногами захрустело, — дождь кончился, начинало подмораживать. Небо прояснело, выступили звезды, лунный блин завис где-то совсем низко, над самыми макушками сосен.
«Кому не спится в ночь глухую…» Виктор Павлович усмехнулся, чутко вслушался в тишину спящего леса и не торопясь начал собираться. Плащ и шляпу он аккуратно сложил на заднем сиденье, а поверх свитера, штанов и бронежилета — береженого бог бережет! — надел камуфляжный комбинезон. Прямо на специальные, сшитые на заказ ботинки с железными вставками натянул маскировочные бахилы, на правое голенище прицепил «летучий» нож — хорошая штука, человека прошьет до позвоночника, без шума и пыли. Однако ствол все же лучше.