– Что? – Сибил недоумевает. – В каком смысле – «пробудила»?
Вспоминаю глаза Мемнона: темные, дымчатые снаружи, медовые внутри. Вспоминаю, как эти глаза смотрели на меня – так, словно я была всем, что Мемнон любил, и всем, что он ненавидел.
– Я… После крушения, там был голос – и магия, – которые звали меня.
– Звали тебя? – повторяет она, недоверчиво поднимая брови.
Киваю.
– Мои воспоминания об этом немного… расплывчаты. Но эта магия… она привела меня в гробницу.
– В гробницу?
Сибил смотрит на меня как на сумасшедшую.
– Гребаная Богиня, – шепчу я яростно. – Я не выдумываю. В своем магическом квесте я нашла непотревоженную гробницу и, черт возьми, потревожила ее. – Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. – Слушай, я знаю, в это трудно поверить. Я не Индиана Джонс. И все же я шла по следу магии, которая привела меня к гробнице, в которую я вошла.
– Зачем ты это сделала? – шипит она в ответ.
Кажется, подруга наконец мне поверила.
– Я не знаю.
Как мне объяснить, что учинила со мной эта магия? Даже сейчас я помню, как она шептала мне в ухо, как гладила кожу, как тянула меня к склепу. Я… не могла плюнуть на нее. И не хотела.
– Ладно, – Сибил отмахивается от моих объяснений. – Значит, ты вошла в гробницу…
Она ждет продолжения.
Набираю в грудь побольше воздуха.
– Там все было покрыто чарами, настоящими сокровенными чарами. Древними, очень древними, но они были нетронуты.
Сибил кивает.
– Такое иногда бывает со старыми заклятьями. Время укрепляет хорошо наложенные чары.
Эта девочка любит историю магии.
Я продолжаю:
– А за всеми этими чарами там был саркофаг – ну и я, это… открыла его.
Сибил щиплет переносицу, потом делает большой глоток пунша. И качает головой.
– Никогда нельзя открывать подобное дерьмо. В гробницах – особенно старых – полно проклятий.
Кстати, о проклятьях…
– В саркофаге лежал мужчина, Сибил. Он выглядел как живой, как ты или я, только спал, – теперь я шепчу едва слышно. – Так вот, это он каким-то образом звал меня. Не знаю, как он ухитрился воспользоваться своей магией, если не мог проснуться, но у него получилось. И, судя по всему, в гробу он провел немало веков.
Сибил хмурится.
– Селена, при всей моей любви к тебе, но… ты уверена, что все это тебе не почудилось? Может, во время аварии ты заработала сотрясение мозга…
Яростно зыркаю на подругу:
– Может, моя память и не идеальна, но я знаю, что я видела.
Теперь Сибил пугается еще больше.
– И что, по-твоему, случилось с этим мужчиной? – спрашивает она.
– Он был проклят, – Моя царица, что ты наделала? – кем-то, кто был ему близок, полагаю.
– И его похоронили заживо? Много веков назад?
Ужасающая перспектива.
– Я не знаю, Сибил. Очевидно, все гораздо сложнее. Мне показалось… что, возможно, он мог сделать что-то, чтобы заслужить это.
Долгие секунды она глядит на меня, и выражение лица у нее… странное.
– Ты сказала, что кое-что пробудила, – медленно начинает она. – Только не говори, что это «кое-что» – он.
Сглатываю еще раз.
– Ну, не могла же я просто оставить его там.
– Селена, – укоряет она меня так, будто я забыла о приглашении на чашку кофе, а не, ну, освободила древнего злого чувака.
Открываю рот, чтобы защититься, но что я могу сказать? Это была в высшей степени плохая идея. Которую я блаженно приветствовала, пока Мемнон Проклятый не решил, что именно я та дрянь, которая разрушила его жизнь.
Провожу большим пальцем по ободку своего стакана, прикусываю нижнюю губу.
– Есть еще кое-что.
Глаза Сибил лезут на лоб:
– Еще?
Выдавливаю смешок, хотя мой желудок и пытается завязаться узлом.
– Я думаю, Мемнон…
– Мемнон? У него есть имя?
Киваю. Глубоко вдыхаю, встречаюсь с Сибил взглядом.
– Думаю, он последовал за мной.
Сибил ошеломлена.
– Последовал за тобой? Зачем это ему?
Моя Императрица.
Моя царица.
Я почти слышу его слова, почти вижу его глаза, когда он произносит их.
– Кажется, Мемнон думает, что именно я заточила его в гробнице, и теперь он охотится за мной.
Я иду за тобой.
Черт. Я действительно не должна этого забывать.
Глава 11
Простыня подо мной мягкая, комната полна необычных, но странно успокаивающих запахов – кедра и ладана, дыма и морской соли.
Дюжина терракотовых ламп озаряет комнату неярким рассеянным светом, а за открытыми окнами стрекочут в ночи цикады.