— Не может быть, чтобы он украл этот кинжал… мне бы хотелось доказать это.
— Мы справимся, — клянётся отец.
— Как ты сохраняешь спокойствие, милая? — бабушка появляется рядом со мной и грустно улыбается.
— Разве не я должна задавать тебе этот вопрос? — спрашиваю я, замечая её измученный вид.
Она проводит большим пальцем под покрасневшими глазами, прежде чем заправить несколько прядей своих длинных седых волос за ухо.
— Я в полном порядке. — В её глазах вспыхивает ярость. — Я должна. Опускать руки — это не выход.
— Бабушка, никто не будет думать о тебе хуже, если ты заплачешь.
Её взгляд скользит по мне.
— Может, тебе стоит последовать собственному совету?
— Я плакала. — Я отворачиваюсь, чтобы посмотреть на морскую рябь. — В одиночестве.
— Какое совпадение. Я тоже. — Её тон подразумевает, что я говорю неправду.
Я вздыхаю.
— Я хочу оставаться сильной ради мамы. Ей не нужно видеть, как я разваливаюсь на части… Она и так с трудом держится.
— Мы с тобой так похожи, что иногда это пугает. — Моя бабушка притягивает меня к себе, чтобы обнять, и, поскольку я примерно на шесть дюймов выше её, мне приходится немного наклониться, чтобы обнять её в ответ. — Может, после похорон мы сможем сесть и поплакать вместе.
— Звучит немного странно, — говорю я беззаботным тоном, стараясь держаться как можно бодрее, — но я согласна.
Она смеётся, не отрывая взгляда от моря.
— Только ты могла заставить меня смеяться в такой момент.
Я собираюсь сказать, что училась у лучших, когда в толпе воцаряется тишина. Несколько мгновений спустя сквозь толпу проталкивается шеренга Провидцев, одетых в свои церемониальные одежды — серебристые длинные плащи до пола. Их предводитель ведёт всех к берегу, сжимая в пальцах светящийся лавандовый шар, оттенок которого поразительно напоминает цвет моих глаз и глаз моего дедушки.
Я поджимаю губы, зная, что внутри шара находится сущность моего дедушки, его сила предвидения и всё то, что делало его таким хорошим и добросердечным человеком, каким он был. Шар будет помещён в воду, и его сила, по сути, будет передана морю вместе с остальными умершими Пророками.
Никто не произносит ни слова, пока самый главный Пророк приседает на корточки и опускает шар в воду. Вместо того, чтобы пойти на дно, как ожидалось, шар плывёт, покачиваясь на волнах, пока свет внутри не угасает.
Исчез. Совсем как мой дедушка.
Клянусь Богом, я слышу, как мой дедушка шепчет: я всё ещё здесь. Но это может быть ветер или слабая надежда во мне, что каким-то образом он всё ещё рядом.
Пожалуйста, не уходи.
Душераздирающий всхлип эхом разносится по пещере, и в это же время толпа ахает. Мне требуется секунда, чтобы осознать, что рыдание исходило от меня.
Горячие слёзы текут по моим щекам, когда я падаю на колени.
Бабушка опускается на землю рядом со мной, обхватывая меня руками.
— Всё будет хорошо, — шепчет она сквозь слёзы. — Так и должно быть. Однажды всё вернется на круги своя. Этого бы хотел твой дедушка.
Я качаю головой, но только для того, чтобы успокоить её. В глубине души понимаю, что наша жизнь уже никогда не будет прежней. Слишком многое изменилось.
И будет только хуже, — звучит в голове голос моего дедушки.
Я напрягаюсь в объятиях бабушки, но она, кажется, не замечает, продолжая разваливаться на части в моих объятиях.
— Всё пропало, — задыхается она. — Шар потух… этого не должно было случиться…
Я отстраняюсь и смотрю на серебристое море, которое резко превращается в тёмно-серое, а затем на испуганное выражение лица лидера Провидцев.
— Если шар не должен был потухнуть, то что же тогда должно было произойти? — спрашиваю я.
— Свет должен был соединиться с морем… и его сущность освободилась бы… но он сгорел… — её плечи дрожат, когда она борется со слезами. — Всё сгорело.
В воздухе витает чувство страха.
— Прости, бабушка, но я всё ещё не понимаю, почему это плохо.
Она несколько раз качает головой, глядя на море.
— Потому что это значит, что в шаре не было сущности твоего деда. Это значит, что его сущность исчезла.
От шока моё тело немеет.
— И куда же?
Но каким бы ни был ответ, ситуация по-прежнему из ряда вон выходящая. Сущность подобна духу или душе человека. Без неё живой человек может стать злым. Когда человек умирает без души, он никогда по-настоящему не обретёт покоя в загробной жизни.
— Даже не представляю… Я не могу в это поверить… Я просто не понимаю, — бормочет она себе под нос. — Он потерял свою сущность до или после смерти? Если раньше… — её голос понижается, когда она смотрит на огненно-золотую метку Стражника на своей руке. — Возможно, именно поэтому он совершал все эти ужасные поступки. Скорее всего, он не осознавал, что делал.