Выбрать главу

Люси узнала обо всем только тогда, когда он уже был женат. Вот уже несколько месяцев Гарри рассказывал ей сказки о том, что он ездит на прослушивание в Фосстон. Теперь оправдывать свое отсутствие он уже не мог.

— Я очень боялся, что ты не поймешь меня… — объяснил он свою ложь. — Будешь вставлять мне палки в колеса… Пойми, мне так нужен этот брак… Если для меня закрыты другие двери, значит, я должен влезть в окно… Понимаешь?

— Нет…

Глаза Люси были полны слез. В ее голове не укладывалось, как ее Гарри, ее любимый Гарри мог так чудовищно поступить с ней. Неужели это сон? Страшный, кошмарный сон… Может быть, она проснется и все это закончится? Но, к сожалению, это была реальность…

— Но ты должна меня понять! — продолжал настаивать Гарри. Он смотрел на нее как на маленькую девочку, которая не может запомнить страницу из учебника истории. Собственные доводы казались ему такими простыми и понятными, что боль и недоумение Люси вызывали в нем лишь раздражение. — Кто, если не ты? Все эти годы ты видела мои страдания. Видела, как меня отшвыривают то от одной двери, то от другой…

— Но я думала, ты успокоишься, — сквозь слезы пробормотала Люси, которая все еще не могла поверить в реальность того, что происходит.

— Успокоиться?! — Возмутился Гарри, как будто не он изменил Люси, а Люси предала его и собралась замуж ради возможности блистать среди голливудских звезд. — Неужели ты могла бы любить меня, если бы я предал свою мечту? — Люси казалось, что Гарри разговаривает вовсе не с ней, а позирует для воображаемой камеры, которая снимает его откуда-то из-за угла. Его возмущение, его вопросы звучали настолько театрально, что даже слепой расслышал бы в них игру.

— А наши мечты? Ты не думал о нас, когда встречался с этой женщиной? Когда давал ей клятвы верности? То, что твои амбиции разорвали в клочья нашу любовь, это не в счет?!

— Ты всегда думала только о себе! — продолжал возмущаться Гарри, словно не расслышав того, что сказала ему Люси. — Мои неудачи тебя не волновали!

— Это неправда!

— Но, несмотря на это, я по-прежнему люблю тебя.

— Что? — опешила Люси.

Она окончательно перестала понимать Гарри. Как он может лгать ей, жениться на другой и после этого говорить ей о том, что все еще любит?!

— Да, я люблю тебя. И хочу, чтобы мы были вместе.

— Ты бредишь?

— Теперь у меня есть деньги, и этих денег хватит на то, чтобы содержать тебя…

— Содержать?!

— Ты же не хочешь по-прежнему ишачить на скрягу Юджина? Тебе не нужно больше работать. Я смогу тебя обеспечить. Мы совьем уютное гнездышко где-нибудь неподалеку от Голливуда, и я буду приезжать к тебе… Ты же не думаешь, что я собираюсь хранить верность своей жене? — усмехнулся он. — Я еще молод и имею право на личную жизнь…

— Что ты несешь? — Фиалковые глаза Люси превратились в два огромных блюдца. Слезы высохли, и даже горечь ушла, уступив место негодованию. То, что сказал Гарри, показалось Люси верхом цинизма. Ей бы и в голову не пришло, что человек, которого она так хорошо знала, мужчина, которого она любила, живет по морали, вывернутой наизнанку, невероятной, ложной, кощунственной… — Ты хотя бы понимаешь, что ты предлагаешь мне? Разве это любовь? Разве это настоящее, подлинное чувство? Жить на деньги твоей жены, встречаться с тобой, когда она занята! Боже, какой цинизм! Как ты дошел до этого Гарри? Как?!

Глаза Гарри налились кровью. Он окинул ее взглядом, полным злости и презрения. Как будто это она сделала ему гнусное предложение… Как будто это его сейчас раздирают на части боль, гнев и обида…

— Очнись, детка, — холодно бросил он. — Ты живешь в мире, полном лжи. Все лгут. Лжешь ты, лгу я, лгут миллионы людей, которых мы знаем и не знаем… Весь мир насквозь пропитан фальшью и обманом. Так почему ты требуешь от меня того, чтобы я жил по другим законам? Чем я хуже остальных? Я так же хочу тепла, уюта, денег и славы…

— Невозможно получить все сразу, — прервала Люси его пышную тираду. — Деньги и слава, полученные таким путем, не принесут тебе ни тепла, ни уюта, ни спокойствия. Ты будешь жить в грязи, как свинья, валяться в навозе своего цинизма и цинизма окружающих тебя людей…

— Ты сгущаешь краски, дорогая, — криво усмехнулся он. — И я докажу тебе, что ты не права. Пока ты будешь прозябать в лавчонке Юджина Кортли и запихивать в обертку никому не нужные цветочки, я стану личностью. Я буду удачливым, известным человеком, потому что у меня хватило ума и обаяния выпутаться из паутины неудач, которой опутала меня жизнь. Ты же никогда, слышишь, Люси, никогда не добьешься того, чего добился я… Для таких простушек, как ты, закрыты все двери. А на то, чтобы влезть в окно, у них не хватает ни ума, ни смелости… Я предложил тебе лучший вариант. Я хотел дать тебе свою любовь, свою заботу. Хотел, чтобы мы вместе разделили мой успех. Но ты замкнулась в своем крошечном мирке глупой морали, ханжества и эгоизма. Мне тебя жаль…

— Это мне тебя жаль! Убирайся! Лучше быть неудачницей, чем таким чудовищем, как ты!

Люси бросилась к входной двери и распахнула ее перед Гарри. Он продолжал что-то говорить, но она уже не слушала его. Люси закрыла уши руками и слышала лишь бешеный стук своего сердца, разрываемого болью и гневом. Ей было физически плохо от того, что она чувствовала в этот момент. Ей хотелось куда-нибудь убежать, спрятаться, залезть под стол, как она делала в детстве, когда ей было плохо, и плакать, плакать, плакать… Оплакивать свою жизнь, свою любовь… Если, конечно, то, что она чувствовала теперь к этому мужчине, можно было назвать любовью…

И когда Гарри ушел, бросив что-то гадкое на прощание, Люси заперлась в ванной и долго-долго смывала с себя слезы и грязь, вылитую на нее Гарри.

Через несколько дней Гарри покинул Бэгли. Жена возвращалась в Голливуд, и Гарри, естественно, уехал с ней. По всей видимости, навсегда…

Сейчас, в очередной раз вспоминая эту сцену, Люси уже не чувствовала такой боли. Было только ощущение, что ее окатили холодной водой из огромного ушата. Но даже это было прогрессом. Люси испытывала огромное облегчение после того, как ушла бессонница, терзавшая ее в Бэгли. Значит, ее «лекарство от Гарри» все-таки начало действовать… Значит, не напрасно она выбрала именно такой способ мести…

— О чем вы думаете? — оборвал ее размышления голос Гордона. — В ваших глазах такая горечь, что мне не передать словами…

— «Сердце, скажи мне, сердце, откуда горечь такая?», — процитировала она Лорку, сборник стихов которого они с Энджи зачитали чуть ли не до дыр. — О том, что ушло и, надеюсь, никогда не вернется, — грустно улыбнулась Люси.

Ей было немного стыдно за то, что она хочет использовать этого внимательного человека в своих целях. Гордон Райдел не заслужил такого отношения. Но, с другой стороны, она общалась бы с ним, даже если бы и не собиралась мстить Гарри. Это обстоятельство немного смягчало муки совести, которые начинали грызть Люси.

Был еще, правда, Дино Фончи, на свидание с которым ей совершенно не хотелось идти… Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Люси не хотела отменять свидание из-за своей прихоти. В конце концов, ничего страшного не случится, если она проведет вечер в компании этого забавного итальянца.

Собираясь на свидание с Дино, Люси почему-то вспомнила о Ките. Дерзкие ореховые глаза, гибкое тело, звонкий голос… Сердце Люси забилось так же сильно, как тогда, когда она увидела его в холле «Элмери». Увидела, но не успела еще узнать в нем Кристофера Корэла… В этом парне было что-то такое, что влекло ее к нему. И влекло очень сильно… Кто знает, думала бы она о Ките, если бы не этот сон, сотканный из эротических фантазий? На этот вопрос Люси так и не смогла себе ответить. Она вспомнила ту неловкость, которую испытала, когда они остались наедине. Вспомнила, и ей захотелось услышать его звонкий голос. Как будто кубики льдинок стучат о стекло бокала… А потом обжигающий напиток льется в рот и дурманит разум… Таков ли Кит?

Люси надела костюм, который ей одолжила Энджи: короткий бархатный пиджачок со звездочкой из страз на лацкане и юбочка чуть выше колена. Черный цвет, хоть Люси и не слишком любила его, делал ее загадочной. К тому же ей казалось, что эта стильная и неброская вещь очень подходит для казино. На шею девушка повесила короткую серебряную цепочку с шариком, усеянным капельками горного хрусталя.