— И как же я тут что-то найду? — спросила шепотом Лиза.
Ответа не было.
Она медленно обошла комнату по периметру, рассматривая ярлыки на пухлых, перехваченных ленточками папках и картонных коробках: «Джеймс и Сара. Письма», «Лукас. Наградные документы», «Рукописи Питера». Вот она, история семьи. Джеймс и Сара — ее бабушка и дедушка. Лукас — брат Джеймса, погибший на войне. Питер — дядя Сары, инвалид, проживший в этом доме последние годы, бывший дипломат, карьера которого оборвалась из-за болезни.
— М-да… — протянула Лиза. — Здесь и за неделю не разберешься. — Она огляделась. Так… книги трогать не стоит. Надо искать… И тут взгляд зацепился за простенькую деревянную шкатулку с выдвижной крышкой, отличавшуюся от соседних коробок тем, что слой пыли на ней был гораздо тоньше. Похоже, ею пользовались сравнительно недавно. Надпись на приклеенном сбоку листочке гласила: «Э. Ч.». И все.
Э. Ч.? Уж не Эван ли Чалмерс?
Сняв шкатулку с полки, Лиза перенесла ее на столик, смахнула пыль полой халата и сдвинула крышку.
— Ой! — Выползший из-под крышки паучок замешкался на секунду — должно быть, от света — и стремительно соскользнул по боковой стенке. — Какой молодец. Интересно, долго ты здесь томился? — Она опасливо заглянула внутрь — нет ли еще какой живности? — и обнаружила перехваченную широкой резинкой стопку писем. Всего штук двадцать. Нижние конверты успели пожелтеть, верхние были поновее. Лиза вытащила два, самое нижнее и верхнее. Первое было адресовано отцу, Ричмонду Макбейну. Второе уже матери, Джулии Макбейн. Оба отправлены из Тампы, штат Флорида. Второе, судя по штемпелю, пришло полтора месяца назад, за две недели до смерти матери. Штемпель на первом изрядно выцвел, и ей с трудом удалось разобрать лишь год — 1980.
Год ее рождения.
Сердце застучало вдруг часто-часто. Стало жарко. Лиза пошарила по карманам, но спасительной сигареты не нашлось. Ладони вспотели. Она встряхнула первый конверт. Пальцы противно дрожали. Желтоватый, сложенный вдвое листок выскользнул и, неуклюже перевернувшись, опустился на стол. Лиза развернула его.
Строчки вдруг расплылись, слились…
За спиной скрипнула дверь. Лиза обернулась…
На пороге стояла Кейт — в наброшенном на плечи халатике, заспанная, растрепанная.
— Уф, ну ты меня и напугала, — пробормотала Лиза.
3
Редакция «Стандарта» занимала половину четвертого этажа восьмиэтажного административного здания, построенного в середине восьмидесятых. Штат газеты составляли ровным счетом двенадцать сотрудников, включая главного редактора, Саймона Гринслоу. После того как пару лет назад прежний владелец ушел на покой и новым хозяином стал Мэдисон Краули, в редакции произошли большие перемены.
Дело в том, что с уходом с арены Мэтью Форстера, пользовавшегося и в городе, и в коллективе непререкаемым авторитетом, оставшиеся без «надзирателя», как выражался Гринслоу, работники потянули кто куда. Кто пытался подняться за счет товарищей, кто-то лез вон из кожи, чтобы выслужиться перед новым начальством, кто-то махнул рукой на все. Столкнувшись с угрозой полного развала вполне успешного бизнеса, Гринслоу и Краули решились на коренные перемены. Три человека были уволены, двое предупреждены. В числе пришедших им на смену была и Лиза Макбейн.
Предложение стало для нее полной неожиданностью. Конечно, кое-какой опыт за спиной у нее имелся — но было ли его достаточно для того, чтобы влить в тщедушное предприятие свежую кровь? Сейчас, оглядываясь на пройденный путь, Лиза искренне удивлялась — как она смогла все это выдержать? Почти два года без отпуска, практически без выходных, в атмосфере зависти и сочувствия, злобы и уважения, саботажа и поддержки. И ведь смогла же. Вот только чего это стоило. Да, тираж «Стандарта» почти удвоился, но зато ее личная жизнь, мягко выражаясь, пошла ко дну. С другой стороны, бешеный ритм жизни помог забыть Айка Баркли.
Почти забыть…
Айк Баркли покорил Лизу на втором году учебы в колледже. Родители хотели, чтобы дочь получила практичную, гарантирующую определенный доход профессию. Лиза собиралась стать юристом. Но потом, как это часто случается с впервые вдохнувшими воздух свободы студентами, учеба отошла на второй план, а на первый выступили многочисленные соблазны современного города. В Сиэтле их хватало.
Первый год она заводила новых друзей и знакомилась с кафе и барами. С Айком ее свела подруга по группе на какой-то вечеринке. Поначалу он был немного замкнут и держался напряженно, но после пары-тройки крепких коктейлей оттаял. Что ей нравилось в нем, так это его основательность. К тому же на фоне остальных парней Айк выглядел едва ли не богачом — шикарные итальянские мокасины, итальянский костюм из льна, швейцарские часы и мощный «крайслер». Все в нем дышало другим миром, миром взрослых, состоятельных, солидных людей. Ее сверстники — длинноволосые, неряшливо одетые, вечно голодные — говорили о музыке, книгах и, конечно, о девочках, Айка же Баркли интересовали инвестиции, курсы акций и недетские игрушки.