Но тем не менее полностью избежать шума не получалось. Палач, стоявший ближе всех к коридору, нахмурился. Что?.. Больше от скуки, а не потому, что его что-то встревожило, махамимамса направился к повороту. Его товарищи увидели, как он пошел, и даже не задумались, почему. Они сами вообще ничего не слышали. Предположили, что он решил прогуляться от скуки.
А Ветер вылетел из-за поворота. Лень исчезла. И скука исчезла. Палачи пожалели, что не находились в состоянии боевой готовности, причем сильно пожалели, как человек жалеет о потерянном сокровище, поскольку никогда не знал его цену.
Но агония была короткой.
Первый палач, тот, если так можно выразиться, бдительный, вообще не успел ни о чем пожалеть. Кинжал вонзился ему под подбородок, прошел сквозь язык, рот, в мозг. Агония закончилась, только начавшись.
У остававшихся двух палачей было время только выпрямиться и уставиться широко раскрытыми глазами. Один даже попытался нащупать свой меч. Он умер первым, кинжал рассек ему горло. И тем же движением Ветер убил и второго, проведя кинжалом по одной линии через два горла.
Конечно, теперь не обошлось без шума. Тела упали на пол с глухим звуком, а кровь струей выплеснулась на стены. Громче всего, пожалуй, оказался булькающий звук — из ран выходил воздух. В последние мгновения жизни палачи сделали большие вдохи от страха, а теперь этот воздух вылетал наружу вместе с кровью.
Стражники-йетайцы, несмотря на всю свою надменность и высокомерие, обязательно услышали бы эти звуки. Даже через закрытую дверь.
Но жрец и шесть палачей, несущих вахту за этой дверью, не услышали ничего. Или, скорее, услышали, но ничего не поняли. В отличие от воинов-йетайцев они не были знакомы со звуками, производимыми людьми, быстро отправляемыми на тот свет.
Другими звуками смерти, да. О, многими звуками. Крики боли они знали. Стоны в агонии. Вопли, да. Завывания, да. Стенания — бесспорно. Поскуливания и рыдания они могли бы узнать во сне. Даже глухое, почти молчаливое шипение, вылетающее из горла, охрипшего от продолжавшихся в течение долгого времени криков ужаса и боли, его они знали. Хорошо знали.
Но слабые звуки, идущие сквозь дверь?.. (Хотя один палач удивился, подошел к двери и начал ее открывать.) Это были звуки быстрой смерти, а быстрая смерть оказалась незнакома людям, стоявшим за дверью.
Но теперь станет знакома.
А Ветер оказался в пике ярости. Дверь исчезла, разбитая проносящимся ураганом. Он ворвался в помещение.
Разлетаясь в стороны, куски двери попали в нескольких палачей. Один свалился на пол, второй зашатался. Ветер на мгновение проигнорировал упавшего. А пошатнувшийся все-таки упал — на спину, мертвый. Его убил по-настоящему великолепный кинжал, который пронзил тощую грудь насквозь.
Пятеро других представителей малва, находившихся в помещении, широко раскрыли рты. Их глаза округлились от страха и шока. И больше всего — полного неверия.
Странные чувства на самом деле, в особенности для жреца. Разве он сам снова и снова не объяснял махамимамсам, что убийство и резня благословляются ведами? (Другие индийские священники, мистики и садху отрицали это, причем горячо и горько, и даже называли культ Махаведы гнусностью в глазах Бога. Но теперь они молчали. Махамимамсы сделали свою работу.)
Итак, ураган влетел в комнату, а находившиеся там люди должны были оценить божественную суть опыта. Но не сделали этого. Скандальное поведение, в особенности для жреца. Остальных малва в прихожей можно и извинить. Несмотря на все их ритуальные претензии, отрывочное и несистематичное знакомство с ведами, которые они частично выучили наизусть, махамимамсы оставались просто грубыми ремесленниками и занимались ремеслом, грубым по природе. Поэтому понятно, что когда это самое ремесло применили в отношении них самих, они не увидели ничего, кроме блестящего исполнения работы. Лежавший на полу махамимамса не успел даже восхититься. Отлетевший кусок двери, который сбил его с ног, также оглушил его. В полубессознательном состоянии он только успел увидеть на долю секунду железную пятку, которая остановила его сердце.
Следующему махамимамсе повезло больше. Та же самая нога откинула его в угол, но не парализовала его разум вместе с телом. Поэтому его можно назвать привилегированным. Он умрет последним, после того как Ветер сметет всю остальную жизнь из помещения. У махамимамсы будет достаточно времени, чтобы восхититься высшим мастерством убийства. Примерно четыре секунды.
Теперь умер жрец. Ему перерезали сонную артерию, причем таким экономичным и быстрым ударом, что даже Валентин, если бы его видел, восхитился бы экономичностью деяния. Затем умер махамимамса, который получил локтем в висок, причем так сильно, что половина мозга наполнилась кусками раздробленной кости.
Еще один махамимамса, еще одна перерезанная сонная артерия.
Но этот удар оказался не очень экономичным — Ветер почти отрубил голову.
И теперь наконец у одного малва нашлось время, чтобы крикнуть, предупреждая других. Крик оборвался, перешел в кашель. Все это сделал кинжал, пронзивший сердце.
И только один махамимамса из семи представителей малва, находившихся в прихожей, смог достать оружие, перед тем как умереть. Короткий кривой меч, который он занес для нанесения удара. Ветер набросился на него и отсек кисть, державшую меч, разбил коленную чашечку одним ударом, а затем локтем руки, державшей кинжал, разбил и череп палача.
В четвертую, последнюю секунду Ветер залетел в угол, куда раньше загнал палача, и воткнул кинжал ему в глаз и сквозь него в мозг. Великолепное лезвие прошло сквозь кость легко, словно разрезало мясо.
Быстрая смерть, невероятно быстрая, но — конечно — ни в коем случае не беззвучная. Во-первых, дверь разлетелась на куски, один палач издал полувскрик-полукашель, ломались кости, брызгала кровь, клацнул меч, падающий на пол. И, конечно, несколько тел с грохотом падали на пол и врезались в стены.
Ветер услышал движение за последней дверью, закрывающей путь к его сокровищу. Движения и отрывистые выкрики людей, готовящихся к схватке. Судя по голосам, двух людей.
Затем — другие звуки, странные звуки.
Ветер знал их значение.
Ветер бросился к этой двери и разобрался с ней так, как это делает ураган, и в ярости влетел в комнату. Комнату принцессы Шакунталы. Где она даже во сне не могла побыть одна, не могла избежать блестящих жестоких глаз.
Двое махамимамсов, как и думал Ветер.
Непредсказуемый, внушающий суеверный страх Ветер. И теперь наступил главный момент всего, ярость шторма достигла пика, потом Ураган ослаб. Стал мягким ветерком, который медленно полетел вперед, желая просто потрепать траву и цветы на полях, не больше.
Остался один махамимамса. Второй был мертв. Скорее умирал.
Ветер быстро осмотрел его. Палач умирал на полу, давился, двумя руками держась за горло. Ветер знал этот удар, разбивший дыхательное горло: прямой удар, наносимый двумя разведенными буквой V пальцами напряженной рукой, в который вкладывается сила всего тела. Он сам нес точно такой же удар менее минуты назад, жрецу в зале с куполом.
Если бы Ветер сам наносил удар валяющемуся на полу махамимамсе, то тот умер бы, не успев долететь до пола. Но удар наносил не он, а его ученица, которую он и обучил ему. Правда, в ней не было его ураганной силы.
Неважно. Нельзя сказать, что Ветер остался недоволен. На самом деле удар был прекрасный. Умело нанесен и — что давало Ветру еще большее удовлетворение — выбран быстро и разумно. Человек может не умереть сразу. Но сколько бы он ни продержался, он сможет издать только хрип.
В данном же случае человек умер быстро. Ветер не видел смысла в том, чтобы оставлять его в живых, и покончил с ним, сильно ударив пяткой.
Однако удар был нанесен почти лениво, потому что основное внимание Ветер направлял на последнего врага и его кончину.