— Врешь. Желѣзнодорожный человѣкъ хоть и полетитъ кверху тормашками съ хорошаго мѣста — все-таки онъ при капиталѣ останется. Понятное дѣло, я не о начальникахъ станцій говорю и не о контролерахъ — этимъ цѣна небольшая; но и на этихъ у меня невѣсты больше зарятся, чѣмъ на купцовъ. Некрупнымъ кускамъ, дѣвочкамъ въ пять, шесть, семь тысячъ, только подавай такихъ. А купеческая дѣвочка съ тридцатью, сорока тысячами, такъ она на купца-то и не взглянетъ. Ты ей о купцѣ-то и не заикайся, — фыркаетъ. Трактирщицы фыркаютъ — вотъ какіе времена пришли.
— Кажется, врешь, баба… — покачалъ головой франтикъ.
— Погоди… — тронула его за плечо женщина. — Вѣдь у тебя сестры есть?
— Есть пара. Одна-то еще махонькая, а другая…
— Знаю, знаю. Я вѣдь ей купцовъ предлагала.
— Ну, какихъ ты предлагала!
— Глядя по куску. Вѣдь и кусокъ она не великъ: при десяти тысячахъ съ тряпками. А вотъ спроси ее, на кого она охотится? Также спроси и папеньку съ маменькой.
— Да мнѣ это извѣстно. Я вижу, что у насъ студента-технолога прикармливаютъ.
— Такъ вотъ видишь.
— Позволь. На десять тысячъ куща хорошаго трудно поймать, но я другой коленкоръ. Я одинъ сынъ у отца и при фирмѣ…
— Ну, и что-жъ изъ этого? Только что при фирмѣ, а у самого у тебя на рукахъ ничего нѣтъ. Изъ отцовскихъ рукъ глядишь. Нѣтъ, купцы нынѣ не въ цѣнѣ, купцамъ нынче та-же цѣна, что и чиновникамъ. Нынче конторщикъ изъ страхового общества или изъ банка больше цѣнится, чѣмъ чиновникъ и мелкій купецъ. А офицеръ — ни по чемъ не идетъ. Я ужъ не берусь сватать.
— Ну, что офицеръ!
— А я вотъ что тебѣ про тебя скажу. Только ты не обидься на мои слова. Ты дуракъ былъ, что двадцать-то двѣ тысячи не взялъ.
— Да вѣдь съ тряпками и мѣховыми вещами. Какая ты чудачка!
— Все равно, дуракъ.
— Погожу. Авось, побольше наклюнется. Куда торопиться! Надъ нами не каплетъ.
— Нѣтъ, каплетъ. Теперь такъ пошло, что чѣмъ дальше, тѣмъ хуже. Твой-то двадцатидвухтысячный кусокъ за гражданскаго инженера вылетѣлъ, а тотъ при хорошемъ казенномъ мѣстѣ, да постройки на сторонѣ имѣетъ. А тебѣ… Тебѣ теперь и въ пятнадцать тысячъ куска не найти.
— Ну, ты говорить говори, да не заговаривайся!
— Вѣрно я… Чѣмъ дальше, тѣмъ для купца хуже. Всѣ ужъ раскусили и понимаютъ. Скажу прямо, и въ двѣнадцать тысячъ тебѣ трудно кусокъ выклюнуть.
Франтикъ улыбнулся и отвѣчалъ:
— Поживемъ — увидимъ. Питеръ не клиномъ сошелся. Да, наконецъ, можно и въ окрестностяхъ пошарить. Тамъ народъ еще не очень умудрился.
— Ну, прощай! Дай Богъ тебѣ счастливо по окрестностямъ пошарить! — насмѣшливо сказала женщина, протянула ему руку и пошла маленькими шажками дальше.
II
Около рыбной лавки свахѣ кланяется другой молодой приказчикъ въ передникѣ поверхъ бараньей чуйки и въ картузѣ.
— Арина Тимофѣевна! Салфетъ вашей милости! Красота вашей чести… — говоритъ онъ.
— Ты кто такой? Что-то не припомню я тебя, — отвѣчаетъ она, щурясь.
— Что вы, что вы… А у Ивана Назарыча Муходавлева на свадьбѣ-то… Вѣдь вы ему невѣсту сватали… Неужто не припомните?
— Какъ не помнить Муходавлева! Очень чудесно помню Муходавлева. Обѣщалъ мнѣ кунью муфту подарить, а вмѣсто оной бѣличью всучилъ, да и насчетъ денежной милости, когда до разсчета дѣло дошло, такъ сунулъ мнѣ красненькую и на порогъ указалъ, а допрежъ того за сватовство горы сулилъ.
Приказчикъ нѣсколько смутился.
— Не знаю-съ… — пробормоталъ онъ. — А между прочимъ, Муходавлевъ мнѣ такія слова оказалъ: «послѣ всего онаго происшествія я ей сотенную бумажку вынулъ». Это вамъ, то-есть…
— Плюнь ему отъ меня въ глаза его безстыжіе, милый человѣкъ, — вотъ что я тебѣ скажу. Такъ-таки и плюнь.
— Позвольте, тетенька… Онъ мнѣ братанъ двоюродный приходится.
— Тѣмъ лучше. По крайности, по-родственному плюнешь.
— Ахъ, какой пассажъ неожиданный! А вѣдь я у него былъ дружкой. Да неужто вы меня-то не припомните? Когда я пріѣзжалъ за невѣстиной периной и вся ваша дамская команда подгулявши была, вы мнѣ изъ-за моей трезвости бокалъ донского за шиворотъ вылили.
— Мало-ли что, другъ мой, не въ своемъ видѣ дѣлаешь… Самъ знаешь, что баба на грошъ выпьетъ, такъ на рубль веревокъ потребуется, чтобъ угомонить ее.
— Зачѣмъ-же такъ? Это были шутки съ вашей стороны, и намъ было очень пріятно.
— Не помню тебя, не помню. Такъ что-жъ тебѣ надо, молодецъ? — спросила сваха.
Юный приказчикъ снова поклонился и отвѣчалъ:
— Къ великой искусницѣ всѣхъ свадебныхъ дѣлъ обращаемся, такъ ужъ, знамо дѣло, пятидюймовыхъ гвоздей просить не будемъ, а будемъ просить того, чему вы самая лучшая специвалистка. Жребія солдатскаго я не вынулъ, свободный человѣкъ, такъ примите меня подъ свое покровительство, Арина Тимофеевна. Я хоть двоюродный братъ Муходавлева, а по его поступкамъ поступать не буду. Мы даже впередъ хорошимъ шелковымъ платкомъ поклонимся и будетъ оное происшествіе какъ-бы въ задатокъ вамъ.