— Я не утруждаю себя слежением за каждым мелким божком, оставшимся после давно забытой расы, — подначил его я. — Важно то, что твоя природа не имеет значения перед лицом закона.
— Я отвечаю перед кое-кем более могучим, и потому ваш закон надо мной не властен, — невозмутимо возразил он.
«Ему определённо нужно время».
— Хорошо, — начал я, — если ты утверждаешь, что могущество даёт право, тогда тебе должно быть ясно видно, что я, после трудной схватки, смогу принудить тебя соблюдать мои права. Тебе следует покориться моем закону, и не утруждать более нас обоих.
Чэл'стратэк выпрямился:
— Я отвечаю лишь перед Мал'горосом, а его сила гораздо ярче твоей. Я не сдамся без боя.
Я улыбнулся:
— Тогда окажи мне услугу, и я, возможно, поступлю с тобой более милосердно, когда одержу над тобой верх. Давай перенесём наш бой в открытое поле, подальше от моих собственности и крепостных, чтобы не наносить более никакого ненужного ущерба.
— Определённо, — ответил он.
«Он решил, что достаточно тянул время. Наш бой не окончится, пока не явится его Повелитель». Я сделал мысленные подсчёты, хотя лучше было бы назвать это прикидкой. Моя прикидка мне не понравилась, но придётся довольствоваться тем, что есть:
— Иди на открытое поле, в полумиле отсюда, в направлении к реке. Я отдам приказания своим слугам, и вскорости присоединюсь к тебе.
Я чувствовал, как удовлетворение Чэл'стратэка сияет подобно солнцу. Я дал ему ещё больше времени. Он может выиграть его достаточно, чтобы не пришлось долго со мной драться. Он не хотел, чтобы я возил его мордой по грязи перед прибытием Мал'гороса. Встав на длинные ноги, он отрастил странные конечности как у летучей мыши, и улетел прочь.
— Пять минут, — сказал он, убывая.
Не теряя времени, я направился прямо к Пенни. Харолд и Карэнт встретили меня на полпути, и я начал на ходу отдавать приказы:
— Вам нужно собрать здесь всех как можно скорее, — сказал я им. — Насколько далеко отсюда ваши люди? — спросил я, внутренне вздрогнув, когда осознал, что произнёс «ваши». Они больше не были моими.
— Почти все уже здесь, — сказал Харолд, инстинктивно реагируя на мою властность, — кроме Королевы.
Это было для меня новостью:
— Ты имеешь ввиду Ариадну?
Он кивнул.
— Тогда тебе надо быстро забрать её. Собери её и столько народу, сколько сможешь. У вас есть в лучшем случае от десяти до пятнадцати минут, возможно — меньше, — сказал я ему.
Молодой рыцарь побледнел в ответ на это предостережение:
— У меня столько времени уйдёт только на то, чтобы добраться до них, и ещё больше — чтобы убедить их, и привести обратно.
Я бросил взгляд на Карэнта, и тот покорно наклонил голову в ответ на мой невысказанный приказ. Раздувшись в размерах, он отрастил крылья, и мягко поднял удивлённого Харолда одной рукой.
— Поспеши, — сказал я ему.
Тут я дошёл до Пенни. Она уже встала на ноги, хотя выглядела довольно неуверенной. В её взгляде было выражение, которого я не видел в прошлый раз. «Поражение? Вина?». Мои мысли ходили кругами, не в силах ясно прочитать её, но откуда-то из глубины пришла иная мысль: «Стыд».
Игнорируя странное озарение своего более слабого «я», я уверенно обратился к ней так, как повелитель говорит со своими слугами:
— Времени мало. Карэнт скоро вернётся со всеми, кого сможет унести. Бери своих детей, королеву, и всех, кого ещё захочешь, и ищите укрытия. Сейчас безопасным для вас будет только одно место.
Она опустила взгляд:
— Конечно, я спасу наших детей.
— Кто-нибудь из волшебников с тобой?
— Прэйсианы. Уолтэр уже внутри, в управляющей комнате, — тихо сказала она.
— Хорошо. Как только они будут в пределах стен, пусть он включит защиту. Против Мал'гороса она долго не продержится, но может дать вам достаточно времени, чтобы увести их в твои покои, — твёрдо сказал я.
— Ты не пойдёшь с нами… Мордэкай? — сказала она сперва осторожно, а потом чуть ли не в слезах, когда повторила моё имя: — …Морт?
Мои эмоции подняли во мне ураган ярости. Скорбь, потеря, гнев и предательство разрывали меня изнутри. Оправданно или нет, она меня уже отвергла в прошлом — я с этим смирился. На её месте я сделал бы то же самое, или, по крайней мере, я заставил себя так считать. Нынешний её намёк на приятие грозил меня погубить.
Скрепя сердце, я ясно ответил:
— Меня зовут Брэскус. Человек, которого ты знала — его больше нет. Если ты хочешь почтить его память — делай то, что я говорю, и ничего больше.
Её глаза сверкали, наполняясь слезами, но она не заплакала. Моя Пенни была сильной женщиной.