Холодное поведение и постоянное настаивание на иной личности были тщательно рассчитаны, чтобы облегчить её положение. «Чтобы я могла расстаться с ним. Мне было бы гораздо труднее, если бы я знала, что он всё ещё там, всё ещё страдает, если любимый мной человек снова умрёт, сегодня». В её сознании невольно всплыл образ рук Дориана Торнбера с алмазными клинками, которыми он пытался оттолкнуть от себя Роуз.
Тут её сердце и разум пришли к согласию, а её эмоции сошлись на одном твёрдом решении:
— К чёрту всё это! — прорычала она, ошарашив погружённого в свои собственные мысли Гарэса.
— Что? — спросил он, фокусируя на ней свой взгляд. В одной из рук он держал белую статуэтку.
Она нахмурилась:
— Я сказала «к чёрту всё это», — повторила она. — Если он думает, что может всё сделать по-своему, и сбежать на верную гибель, пока я прячусь в какой-то дыре, то он ошибается как никогда!
Гарэс с любопытством уставился на неё, не зная, что сказать. Несмотря на его постоянные и нежелаемые контакты с людьми, он всё ещё находил их чужеродными в некоторых тонких моментах. Пенни положила ладонь ему на плечо, послав невольную дрожь по его спине. Гарэсу не нравилось, когда его трогали.
— Отнесёшь меня к нему? — спросила она, и её взгляд прожигал её пламенной решительностью.
Дракономаг моргнул:
— Если нас заметят, то твои дети станут сиротами, — предостерёг он. — Мал'горос не позволит нам сбежать.
— Нас не заметят, — заверила она его. Повысив голос, она позвала Миллисэнт: — Леди, мне требуется твоя помощь.
Богиня подошла ближе, её тело будто скользило по разделявшему их пространству.
— Я обязана слушаться твоих слов, — ответила она.
«Отлично», — подумала Пенни.
— Собирай своих братьев, Карэнта и Дорона. Мы уходим. Ждите меня здесь, — приказала она.
— Это немудро, Графиня, — посоветовала богиня.
Пенни проигнорировала её, и побежала в управляющую комнату, надеясь, что Уолтэр всё ещё там. «Я устала от того, что мне говорят, что мудро, а что — нет», — подумала она.
Она чуть не врезалась в Джорджа Прэйсиана, выходившего из управляющей комнаты. Его отец шёл следом.
— Графиня, — сказал Уолтэр, приветствуя её. — Разве вы не должны быть наверху?
— Ты туда направляешься? — спросила она его.
— Конечно, — ответил он. — Я оставил щит поднятым, как меня и просили.
— У нас случилась перемена планов, — быстро сказала она.
Глаза Уолтэра сузились. Пенелопа Иллэниэл была женщиной с сильной волей, но плохо умела лгать.
— У «нас»? — спросил он.
Она сжала губы:
— У меня.
Он кивнул, предпочитая честность:
— Что вы от меня хотите?
— Отключи щит, и иди со мной, чтобы найти моего мужа, — ответила она с совершенно серьёзным лицом.
Уолтэр был осторожным человеком, и некоторые считали его трусом, но время и опыт преподали ему кое-какие трудные уроки.
— Зачем? — осведомился он. — Мы разве что-то можем сделать?
— Я была дурой, и теперь он собирается сделать из себя мученика. Спрячь нас, позволь мне добраться до него. Как минимум, ты сможешь помочь ему сбежать. Ты — единственный, кто может это сделать. Лишь Прэйсиан может надеяться избежать силы бога, — произнесла она твёрдые слова без оправданий.
— Одна ошибка — и мы все умрём. Если не ради ваших детей, то как насчёт моих? Я не хочу, чтобы моя семья столкнулась с ужасами нашего будущего, не имея рядом отца, — возразил он. В прошлом, когда Мордэкай и Пенни только встретились с ним, семья Уолтэра была в заложниках. Ему годами не позволяли увидеться с ними, и теперь чувство долга перед женой и детьми имело для него первейшую важность.
Пенни не стала сдерживаться:
— У тебя не было бы семьи, если бы не Мордэкай, и жизни тоже не было бы. Ты умер, а он вернул тебя. Ты обязан ему всем.
Джордж подал голос:
— Позвольте мне пойти с вами.
Уолтэр напрягся:
— Нет, сын. Это моя ноша.
— Но… — начал возражать Джордж.
Старший Прэйсиан поднял ладонь, заставив его замолчать:
— Ты без меня справишься?
— Конечно, — сказал Джордж. — Я могу управлять щитом, чтобы выпустить тебя, и потом снова впустить.
— Я не это имел ввиду, — сказал его отец. — Ты справишься без меня, если я не вернусь? Ты понимаешь?
Лицо Джорджа оживилось. Обычно выражение его лица заставляло людей думать, что он либо был не интересным, либо, в лучшем случае, не интересовался остальным миром. Сглотнув, он серьёзно посмотрел на своего отца: