Глава 56
Прошло почти три недели после ухода Гарэса, прежде чем я был готов. Я послал ему сообщение через шкатулку, когда у меня почти всё было закончено, и затем затронул тему его визита в разговоре с Пенни.
Я не ожидал никаких проблем с её стороны, но я снова недооценил её проницательность.
— Было бы здорово, если они погостят у нас недельку, — ответила она, когда я поднял эту тему, но что-то в её тоне напрашивалось на вопрос.
— Но… что? — спросил я. А вот это я зря.
Она одарила меня многозначительным взглядом — я просто не был уверен, что именно он означал. Ну почему женщины такие сложные?
— Но… что? — повторил я, уже исчерпав свой список умных ответов.
— Ничего, — сказала она особым тоном, который использовала, когда имела ввиду нечто полностью противоположное.
Не будучи уверенным в том, что мне делать, я зарычал на неё. Это была особая техника, которой я научился за годы брака. Когда сомневаешься — не пытайся с ними «умничать». Если попытаешься быть рациональным, они просто заставят тебя страдать ещё больше. Забудь про многословность, и найди своего внутреннего дикаря. Если так поступить, то они часто сжалятся над тобой, и объяснят.
— Если не хочешь мне рассказывать, то я не буду спрашивать, — сказала она, давая мне достаточно информации, чтобы наконец осознать, к чему она клонит.
В начале нашего брака я мог бы прикинуться дурачком, ответил чем-то вроде «Что рассказывать?», но я уже усвоил этот урок. Вместо этого я взял быка за рога:
— Ты имеешь ввиду мой особый проект?
Она кивнула:
— Уверена, что ты затянул в него Гарэса, а также впутал в это наших детей. Мне лишь хотелось бы, чтобы ты был со мной более открытым.
Учитывая прошлогодние события, я знал, что она этого заслуживала, поэтому полностью объяснил ей свою идею. Я выдал ей всё, надеясь, что она не найдёт в моём замысле ничего неодобрительного. Когда я закончил, то добавил одно предупреждение:
— Пожалуйста, Мойре не говори.
— Нашей Мойра, или гарэсовской?
— Гарэсовской, — пояснил я.
— Значит, ты хочешь посвятить меня в свою тайну, а потом исключить его жену? Это вообще честно? — спросила она.
— Гарэс не уверен, как подойти к ней с этой темой, поэтому я предложил отвести её в сторону, и объяснить, — сказал я.
Она нахмурилась:
— А почему не позволить мне рассказать ей об этом?
— У неё будут кое-какие веские возражения, — объяснил я, — но я думаю, что смогу её убедить.
— Ладно, — сказала она, не став спорить.
Я не мог до конца поверить, что она так легко согласилась, поэтому тихо подождал пару минут.
— Чего ты так на меня уставился? — в конце концов спросила она.
— Ты не собираешься попытаться меня отговорить? — сказал я, подозрительно прищурившись.
— Нет.
— Это может быть опасным, — добавил я.
— Угу, — промычала она, рассеянно полируя посуду. Это был явный признак того, что она считала разговор оконченным или, как минимум, более не заслуживающим такого внимания, какое замедлило бы её дальнейшее продвижение в запланированной уборке.
— Даже если у меня получится, то могут быть далеко идущие последствия не только для нас, но и для будущих поколений, — серьёзно сказал я ей.
— Истинно так.
Тут я полностью уверился в том, что она на самом деле не слушала, поэтому ударился в абсурд:
— Я собираюсь принести наших детей в жертву, и использовать их кровь для приведения в действие ужасной тёмной магии.
Она подняла бровь:
— Ты что, намеренно заставляешь меня возразить?
— Ну, ты всегда так делаешь, — признался я. — Мне неудобно двигать этот замысел дальше, если ты не окажешь сопротивление хотя бы для виду.
Пенни одарила меня долгим вздохом, который использовала лишь для моментов моей особой глупости. Закатив глаза, она монотонным голосом произнесла:
— О, пожалуйста, Морт, пожалуйста, не делай этого. Ради наших детей, не делай этого, — выдала она. Перейдя обратно к нормальному голосу, она добавила: — Вот, ты этого хотел? Я могу возвращаться к своим делам?
— Ты же это не серьёзно, — уведомил я её. — И дело не только в этом, ты ещё и подтачиваешь основы наших отношений. Ты оставила меня дрейфовать в неизведанных водах.
— Уверена, ты как-нибудь справишься, — колко ответила она.
Я был удивлён тем, как она отмахнулась от моей эмоциональной тревоги. Я дал своей челюсти драматично отвиснуть, чтобы подчеркнуть это чувство, поскольку до неё явно не доходило.