Глава 2
Через отверстие в пещере сочился серый свет, а я медленно начал осознавать своё окружение. Я лежал на каменистой земле, в неглубокой нише в склоне холма. Она едва заслуживала звания «пещеры», поскольку была скорее глубоким обрывом.
Как долго я там лежал, было для меня загадкой. Я вроде был покрыт толстым слоем листьев и разнообразным детритом. Сев, я смахнул мусор со своих плеч и волос, и тут я осознал, что это были совсем не листья. На мне и вокруг меня лежали сотни, нет — тысячи иссушенных тел насекомых.
— Какого чёрта? — сказал я вслух, прежде чем поднять руку, чтобы удивлённо ощупать свою челюсть. Когда я сдался на милость усталости и истощения, мой рот был разбит, полностью неспособен к речи. Теперь же он будто был в совершенно нормальном состоянии. Встав с кучи мёртвых насекомых, я начал поспешно отряхиваться, одновременно проверяя, исцелились ли остальные мои раны. Исцелились.
Я силился вспомнить, как я здесь оказался. После моей злополучной битвы с Тиллмэйриасом Гарэс Гэйлин, дракон, унёс меня в безопасное место, поскольку моя семья и друзья желали мне смерти. Или, быть может, я уже был мёртв? Я озадаченно покачал головой. «Я определённо не чувствую себя мёртвым», — подумал я про себя.
Дракон отнёс меня в юго-восточные предгорья Элентирских Гор, на расстояние многих миль и минимум пяти дней пути (обычными средствами) от Албамарла. Этот путь занял у Гарэса по воздуху менее половины дня, даже учитывая дополнительную нагрузку в виде моего веса. Приземлившись, он хотел поговорить со мной, что было странным поведением для обычно недружелюбного дракона, но я был менее чем восприимчивым к беседе.
Эмоции, оставшиеся во мне после моего последнего расставания с семьёй, были тёмными и душераздирающими. Умом я понимал их страх и веские причины, по которым Дориан и Пенни решили меня уничтожить. В обратной ситуации я наверняка сделал бы то же самое. Тем не менее, логика и рассудок ни коим образом не облегчали мою боль. Моё сердце всё ещё хранило в себе высеченный образ лица Пенни, отвращения в её взгляде после того, как моя рука коснулась её щеки. Этот образ был будто кислотой вытравлен у меня в душе.
Во время полёта к горам меня охватила депрессия, и, оказавшись там, я решительно пресёк все попытки Гарэса поговорить. Моё тело всё ещё было сломанным и разбитым, сопротивляясь моим попыткам исцелить его. Вообще, я был совершенно неспособен использовать силу. Источник моего эйсара, неиссякаемый родник моей души, пересох, сменившись бесконечно тёмной, ноющей пустотой.
Полный печали и невероятно уставший, я отослал дракона прочь. Частично я сделал это из-за желания побыть одному, и частично — из страха того, что в моём слабом состоянии он сможет силой отнять у меня свою эйстрайлин. Я украл из его родового гнезда статуэтку, и, потеряв её, я также потерял бы своего последнего и самого могущественного союзника. Быть может, слово «союзник» было не лучшим выбором, поскольку я принудил Гарэса Гэйлина служить, пригрозив использовать его эйстрайлин, чтобы насильно вернуть ему человечность. Лучше всего его положение можно было бы охарактеризовать словом «слуга».
Уставший, слабеющий с каждой проходящей минутой, я забрёл в каменистые холмы, ища тихого места для отдыха. Пещера, если её можно было так назвать, была лучшим местом, какое я смог найти, и я заполз в неё, не надеясь поправиться. На самом деле, я надеялся умереть. Я не знал пределов проклятья, которое принял на себя, но казалось разумным, что если я достаточно ослабею, то в конце концов я смогу скончаться просто от недостатка энергии.
Судя по всему, эта мысль была наивной.
— Я всё ещё здесь, — сказал я, снова заговорив вслух. Что интересно, моя депрессия будто бы исчезла вместе с моими ранами. На мой внутренний мир опустилось странное ощущение спокойствия, как если бы какая-то завеса покрывала мои болезненные чувства. Испытывая любопытство, я намеренно обратил свои мысли к Пенни и детям. Я прощупал свои последние воспоминания о них, ища боль от их непринятия, совсем как кто-то может ощупывать языком ноющую лунку потерянного зуба, даже зная, что касаться её будет больно.
Я не нашёл ничего.
Моё сердце онемело, или, быть может, посерело, став таким же пустым, как чёрная пустота, которую я видел внутри себя каждый раз, когда обращал внутрь свой магический взор. Мои эмоции утекли прочь вместе с моей энергией, оставив от меня лишь пустую оболочку. «Тем не менее, я снова жив и цел, и имею достаточно сил, чтобы легко двигаться», — молча подумал я. «Ну, может быть, не жив».
Тут я осознал, что у меня также отсутствуют чувства отвращения, которые у меня определённо должны были наличествовать. «Я только что проснулся, покрытый мёртвыми тараканами, сороконожками, муравьями, и…» — я пнул горку мертвечины, разметав её стопой, чтобы посмотреть, что ещё в ней могло быть. Помимо насекомых я обнаружил разных мышей, змею, и, самый крупный из трупов — лису. Большинство тел идеально сохранились, будто они медленно высохли, не гния и не разлагаясь. Лишь лиса казалась свежей, она ещё была тёплой на ощупь.