— Наверняка пахну я ужасно, — сделал я наблюдение, хотя слышать меня было некому. Однако понюхав воздух, я не смог почувствовать никакой гнили, лишь приносимый дующим в сторону холмов ветром запах сухой земли, смешанный с запахом леса. «Они умерли, коснувшись меня, и смерть была настолько полной, что они даже не загнили. Моё тело, должно быть, вытянуло жизнь из всего, что касалось его, даже из лисы».
Подумав о лисе, и о её явно недавней кончине, я решил, что именно она, наверное, и вернула мне сознание.
— Хреново тебе, — сказал я лисе, потирая свою ныне функционирующую челюсть. Моё внутреннее онемение сделало для меня невозможным даже наслаждаться моим собственным сарказмом. Подумав несколько минут, я пошёл на запад, двигаясь в направлении, которое приведёт меня обратно в более населённые области. На самом деле я не особо желал этого, и почти решил идти дальше в горы, но я знал, что должен был сделать кое-что. Моя обычная мотивация полностью отсутствовала, но никакой другой курс действий не казался мне более привлекательным.
Я подумал было позвать дракона, чтобы тот меня перенёс, но передумал. Я никуда не спешил. Вместо этого я двигался неторопливо, шагая по каменистой местности. Утреннее сияние солнца меня не грело, будто не желая задерживаться на моей коже. Оно падало на меня, и освещало окружающий мир, но я оставался холодным.
Птичьи трели наполнили воздух, весёлые, как всегда, но я не чувствовал радости. Мир обратился в пепел — серый и безвкусный. Моё обоняние, похоже, всё ещё работало, но моё внутреннее состояние сделало его бессмысленным. «Так и заскучать можно», — подумал я, но даже это меня не обеспокоило.
Я двигался без остановок, без отдыха, шагая вперёд и в рассвет, и в закат, не обращая внимания на время суток. Благодаря моему магическому взору, дневной свет не был мне необходим, и я, похоже, не уставал, поэтому я продолжал двигаться. Меня не трогали голод или холод, и я вяло размышлял о том, появится ли у меня когда-нибудь нужда в пище — пока что мысль об этом казалась непривлекательной.
Прошли дни, и ландшафт разгладился, став более пологим, в то время как деревья стали расти более густо. В конце концов я решил попробовать поспать, но это оказалось тщетным занятием. Я лежал в темноте, скрытый под лиственными сучьями, что загораживали мне даже лунный свет, но сон всё не шёл. Мои мысли продолжали ходить по кругу, перебирая события прошлого, и обдумывая будущее. В конце концов я встал, и снова пошёл. Без нужды в сне или физическом отдыхе, разницы между ходьбой и лежанием неподвижно не было почти никакой.
С ходом времени я постепенно начал осознавать тусклые связи между моей внутренней пустотой и некими далёкими иными. Лучшее, что я мог предположить — я принял на себя связи Тиллмэйриаса с другими шиггрэс. Украденное мною заклинательное плетение, должно быть, действовало как своего рода центральная точка для остальных созданных им немёртвых. Я лениво подумал, смогу ли я таким образом ими управлять, но не утрудил себя проверкой этой теории. В любом случае, это представлялось бесцельным.
Первый сюрприз явился мне однажды рано утром, пока я вяло шёл по лесу. Ноги несли меня всё ближе к Албамарлу, хотя мне на самом деле не хотелось снова видеть этот город. Мне просто больше нечем было заняться. Переход через лес привёл меня к Реке Мёртл, той самой реке, которая в конце концов минует столицу ниже по течению. Следование вдоль неё упростило мне путь, но также подводило меня ближе к различным человеческим деревням, расположившимся на её берегах.
Я как раз обошёл стороной одно маленькое село одним ранним предрассветным часом. Уверенный в том, что на расстоянии в одну или две мили больше не было никаких иных людей, я обратил свои мысли вовнутрь, игнорируя своё окружение, пока моё тело двигалось дальше по редколесью на берегу реки. Я был в состоянии, похожем на сон, но оно не несло ни упокоения, ни истинного отдыха. Вместо этого мои мысли лишь ходили по кругу, повторяя прошлые события и воспоминания перед взором моего внутреннего наблюдателя. Глядя на эти воспоминания, я не ощущал ровным счётом ничего.