– Значит так, программку будешь получать у привратника нашего, Сашки лупоглазого. На черном ходе, вечером в четверг и с утра пораньше в воскресенье. У него же деньги. В среду играешь на свои и без подсказок, – надеюсь, будешь проигрывать. Но играть обязательно, чтобы другие видели, что ты хоть иногда засаживаешь и ни хрена не понимаешь. Расчет по понедельникам, в ресторане «Метрополь».
Прошла зима, настало лето. Дела мои пошли в гору. За полгода игры я превратился в богатого по западным меркам человека. Многое стало доступно. И отличный шотландский виски из валютного отдела «Елисеевского», и билеты на лучшие места в театр «Современник», и магнитофон – японский «Сони», а не какой-нибудь немецкий «Грюндик». Крутя на этом самом «Сони» записи Высоцкого, восходящей звезды восточно-московского театра и кино, хотелось хоть на денек попасть за Стену. Поближе к тому пронзительному, свободному миру, о котором пел его хриплый голос, и подальше от наших собственных, заунывных арбатских баллад в исполнении Окуджавы. В начале лета прошел слух, что вскоре в Восточной Москве состоится семиотический конгресс и вроде бы выделены квоты на поездку. В лаборатории начался переполох. Говорили, что, конечно, поедет руководство, но, дескать, принято решение послать еще пару молодых сотрудников.
– Евреев не пошлют, – сказал Якобсон.
– А что такое – молодой? – спросил Ловцов. – Мне вот тридцать пять. Я молодой или нет? Кнорозов предложил кинуть жребий.
– А что толку, – возразил Шаумян, – решать всё одно будут в сто девятой комнате.
Бондаренко очень хотел ехать. Он отвел меня в сторонку и сказал:
– Шаумян прав. Все решать будет Иванов – бледная моль из сто девятого.
Бондаренко стеснительно улыбнулся и нежно обнял меня за талию.
– Вильгельм, надо дать.
– Чего? – не понял я.
– Надо дать денег. У тебя же есть деньги? Давай деньги, а я поговорю с Ивановым.
Я задумался. Действительно, почему бы не дать денег за такую чудесную поездку, тем более что невыносимый труд договариваться с гнидой Ивановым возьмет на себя товарищ.
Разговор с Ивановым состоялся на следующий день и прошел успешно. Направление на конгресс обошлось мне в полторы тысячи рублей и литровую бутылку виски. Вполне нормальная плата за две визы в Восточную столицу.
К моему удивлению и радости, особых кривотолков в лаборатории не возникло. Все-таки интеллигентные люди не завистливы.
Чемодан купила мне Лия специально для поездки. Простой, дешевый чемодан из Мосторга. В него уложили шмотки на смену, литературоведческие труды Вассертрума на дорогу, пару батонов копченой колбасы на всякий случай, традиционные сувениры для подарков и полторы тысячи восточных рублей, тщательно спрятанные в китайский термос. Валюту Михаил Абрамович купил по курсу один к десяти у фарцовщика с художественной фамилией Рокотов. Ермаков попросил меня выбрать новый «Москвич ГТО», на который он положил свой хищный глаз, и внести аванс перегонщикам.
«А если деньги конфискуют на границе, мне с вами вовек не расплатиться», – скулил я, не желая связываться с валютой. «Не волнуйся, Вильгельм, тебе – доверяю. Ты же меня обманывать не станешь? Если действительно конфискуют – мои убытки».
Обманывать Михаила Абрамовича на самом деле смысла не было. Себе дороже могло выйти.
Ранним субботним июльским утром я простился с Лией и, выйдя из дома, направился к метро.
Доехав до «Крымской», перешел на красную линию, где в центре зала меня поджидал Бондаренко. Он вырядился в излишне длинный черный пиджак, подозрительно напоминавший лапсердак, за плечами – небольшой туристский рюкзачок. Веселый и возбужденный, он всю дорогу забавлял меня неправдоподобными рассказами.
От «Крымской» всего девять остановок до границы. «Пушкинский музей», «Библиотека», «Охотный Ряд», «Лубянка», «Чистые пруды», «Лермонтовская», «Вокзальная», «Немецкая слобода», «Сокольники» – последняя станция Западной России. – Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны, – объявил механический голос, и немногочисленные пассажиры торопливо вывалились на перрон. Большинство направилось к выходу.
Я волновался. То ли меня все-таки беспокоила валюта в термосе, то ли что-то еще, но ощущения были, как в детстве перед прививкой в поликлинике. Очень хотелось развернуться и по лестнице в центре зала выйти в город, отправиться вместе с другими пить пиво или играть в волейбол, наслаждаясь чистым воздухом парка «Сокольники».
Несколько шагов вперед по ходу поезда – и мы в хвосте короткой очереди к стеклянной будке пограничника. На ограждении две таблички – «Российская Демократическая Республика» и «Федеративная Республика Россия».