И я ушла той же дорогой, что входила, через заднюю калитку, по краю школьной территории туда, где оставила машину. Обратно на работу я ехала очень осторожно, потому что меня трясло от сильных эмоций, пронесшихся сегодня по этой школе.
В баре оказалось, что Холли и Даниэль уже ушли — Холли в больницу к сыну, а Даниэль — ее отвезти, потому что у Холли слишком руки тряслись.
— Полицейские ее бы отвезли с радостью, — сказал Сэм, — но я знаю, что у Холли никого здесь нет, кроме Даниэль, и подумал, что Даниэль тоже могу отпустить.
— А работать я буду одна за всех, — язвительно ответила я, думая, что получаю за помощь Холли двойное наказание.
Он мне улыбнулся, и я не смогла сдержать ответной улыбки.
— Я позвонил Тане Гриссом. Она сказала, что готова помочь, на разовой основе.
Таня Гриссом только что переехала в Бон-Темпс и сразу пришла в «Мерлотт» с предложением своих услуг. Она сказала Сэму, что в колледже подрабатывала официанткой и за вечер набирала чаевых до двухсот долларов. Такого в Бон-Темпс ожидать не приходилось, о чем я честно ей и сказала.
— А ты не звонил сперва Арлене или Чарлси?
Тут я поняла, что лезу не в свое дело — я официантка при баре, а не владелец. Не мне напоминать Сэму, что он сперва должен был позвонить своим давним работникам, а потом уже человеку со стороны. Этот «человек со стороны» явно был оборотнем, и я опасалась, что Сэм пристрастен в ее пользу.
Сэм ответил не раздраженно, а по-деловому:
— Ага, звонил. Арлена сказала, что у нее свидание, а Чарлси сидит с внуком. И она уже очень прозрачно намекает, что долго не проработает. Я думаю, она просто засядет с ребенком, когда ее невестка вернется на работу.
— Вот как, — сказала я огорченно. Мне придется привыкать к новому человеку. Конечно, официантки приходят и уходят, и многих я видела, что проходили в «Мерлотт» со служебного входа за мои пять — Бог ты мой, уже пять! — лет работы у Сэма. «Мерлотт» открыт по будням до полуночи, а по пятницам и субботам — до часу ночи. Сэм пытался открываться какое-то время и в воскресенье, но это не окупалось. Так что теперь «Мерлотт» по воскресеньям закрыт, если его не арендуют для частной вечеринки.
Сэм старался чередовать наши смены, чтобы у всех была возможность поработать в наиболее прибыльные вечерние часы, так что иногда я работала с одиннадцати до пяти (или шести тридцати, если бывал большой наплыв посетителей), а иногда — с пяти и до закрытия. Он экспериментировал с часами работы и днями недели, пока мы все не согласились на самом удобном расписании. Сэм ожидал от нас некоторой гибкости, а взамен проявлял доброту, отпуская нас на похороны, свадьбы и прочие важные события.
Я работала в паре мест до того, как стать официанткой у Сэма, и с ним куда как легче было работать, чем с кем другим. Для меня он стал не просто работодателем — он стал моим другом. Когда я выяснила, что он — оборотень, мне на это было в высшей степени наплевать. До меня доходили слухи, ходящие в общине оборотней — что вервольфы собираются выступить открыто, как сделали когда-то вампиры. Я беспокоилась насчет Сэма — как отнесутся к нему жители Бон-Темпс? Возникнет ли у них чувство, что их годами обманывали, или же отнесутся к этому спокойно? С тех пор, как вампиры выполнили свой тщательно подготовленный выход из подполья, жизнь, как мы ее знали, переменилась по всему миру. В некоторых странах, когда схлынуло первое потрясение, попытались включить вампиров в общий ход жизни, в других же объявили вампиров нелюдями и призывали граждан убивать их на месте (что легче сказать, чем сделать).
— Думаю, Таня справится, — ответила я, хотя прозвучало это неуверенно, даже я сама услышала. Импульсивно — что я могу объяснить лишь пережитыми за день сильными эмоциями, — я обхватила Сэма руками за шею. От него пахло чистой кожей и легким ароматом лосьона после бритья, чуть угадывалось слабым фоном вино, еще легче пиво… запах Сэма. Я вдохнула его в легкие, как кислород.
Удивленный Сэм обнял меня в ответ, и на миг от тепла его объятия у меня голова чуть не закружилась от удовольствия. Потом мы оба отступили, потому что тут все-таки мы на работе, да и клиентов уже несколько было в зале. Тут и Таня вошла, так что хорошо, что мы расцепились. Не хотелось мне, чтобы она думала, будто у нас всегда так.
Таня ниже меня с моими пятью футами шестью дюймами — приятная женщина между двадцатью пятью и тридцатью годами. Волосы у нее коротко стриженные, прямые и блестящие — средней темноты каштановые, под цвет карих глаз. Небольшой рот, нос кнопочкой и отличная фигура. Не было у меня никаких причин ее невзлюбить, но я не была рада ее видеть, и мне самой себя стало стыдно. Надо бы дать Тане честную возможность проявить свой характер. В конце концов, я бы это узнала рано или поздно. Невозможно вечно прятать, кто ты на самом деле, — по крайней мере, от меня. Я пытаюсь не слушать чужие мысли, но раньше не могла закрыться от всех. Когда я встречалась с Биллом, он помог мне научиться закрывать разум. С тех пор жизнь куда легче — и приятнее, и спокойнее.