Дело в том, что у них даже рукопожатия не слишком приняты, а объятия — это вообще для их культуры экзотика.
Я была рада, что ему не дали пистолета — только обычные аксессуары охранника. В мундире он выглядел чудесно, и я это ему сказала:
— Черное очень идет к твоим волосам.
Он улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
— Как мило с твоей стороны это заметить, — ответил он. — Большое тебе спасибо.
Когда-то во всем мире знали лицо и улыбку Буббы. Когда его завезли на каталке в морг Мемфиса, санитар-вампир заметил едва заметное биение жизни. Поскольку санитар был отчаянным фанатом, он взял на себя ответственность за обращение певца, и так родилась легенда. К несчастью, тело Буббы было так накачано наркотиками и продуктами распада, что обращение оказалось не до конца удачным, и теперь Буббу — кошмар любого вампира, обеспокоенного репутацией своей расы, — передавали с рук на руки.
— И давно ты здесь, Бубба? — спросила я.
— Уже пару недель, но мне тут отлично, — ответил он. — Бродячих кошек полно.
— Да-да, — ответила я, стараясь не слишком включать воображение. Я кошек очень люблю. Бубба тоже, но не в том смысле.
— Если его кто-нибудь из людей случайно замечает, принимают за актера-двойника, — тихо сказал Честер. Мелани вернулась на свой пост, а Честер — который, когда его взяли, был мальчишкой из глубинки с песочными волосами и зубами врозь, — теперь меня сопровождал. — Чаще всего так и сходит. Но иногда его называют прежним именем или просят спеть.
Бубба сейчас поет очень-очень редко, хотя иногда его удается улестить спеть одну-другую знакомую песню. Такие случаи запоминаются. Но обычно он отнекивается, что вообще ни одной ноты спеть не может, а своему прежнему имени тоже не очень радуется.
Он шел за нами, пока Честер вел меня дальше. Мы свернули, поднялись на один этаж, встречая все новых и новых вампиров, и даже несколько человек попалось, спешащих куда-то с деловым видом. Как в любом офисном здании в будний день, только сотрудники — вампиры, а небо за окном темное, как только бывает ночное небо в Новом Орлеане. По ходу дела я заметила, что некоторые вампиры держатся свободнее других. Присмотревшись, я увидела, что у настороженных вампиров у всех значки-булавки на воротниках в форме контура штата Арканзас. Наверное, они из свиты супруга королевы, Питера Тредгилла. Когда вампир из Луизианы столкнулся с вампиром из Арканзаса, арканзасец зарычал, и я подумала на секунду, что сейчас будет драка.
Скорее бы убраться отсюда — очень уж тут напряженно.
Честер остановился перед дверью, с виду похожей на все прочие закрытые двери, только по бокам от нее стояли два здоровенных вампира. Давно когда-то их наверняка считали великанами, потому что рост у них был где-то шесть футов три дюйма. Они казались братьями, хотя, быть может, дело было лишь в росте и зловещих мордах да одинаковом каштановом цвете волос, подчеркивающем схожесть. Здоровенные как быки, бородатые, с убранными в хвост волосами за спиной, будто с афиш профессионального реслинга сошли. У одного был большой шрам через все лицо — естественно, полученный раньше смерти. У другого в первоначальной жизни была какая-то кожная болезнь. И стояли они тут не для виду: оба были абсолютно смертоносны.
(Кстати, у одного антрепренера была идея устроить соревнования по реслингу между вампирами, но попытка сгорела синим пламенем. На первом же матче один вампир оторвал другому руку — в прямом эфире. У них, у вампиров, нет понятия «драться на публику».)
Эти двое были увешаны ножами, и у каждого еще на поясе топор. Я так поняла, что если кто-нибудь сумеет добраться досюда, пистолеты погоды не сделают. К тому же вампиры сами по себе — оружие.
— Привет, Берт и Берт! — кивнул Честер каждому по очереди. — Вот это — та самая Стакхаус, которую хочет видеть королева.
Он повернулся и зашагал назад, оставив меня с телохранителями королевы.
Завопить — это, наверное, было бы не лучшим выходом, и потому я сказала:
— Не могу поверить, что у вас обоих одно и то же имя. Наверное, он ошибся?
Две пары карих глаз посмотрели на меня в упор.
— Меня зовут Зигеберт, — произнес тот, что со шрамом.
В его голосе звучал неизвестный мне акцент, в котором имя произносилось как «Зии-йе-бэйрт». Честер использовал американизированную версию этого имени, явно весьма древнего. — А это — мой броддер, Вайберт.
Мой брат Вай-бэйрт, что ли?
— Здравствуйте, — сказала я, стараясь не дрожать. — Я — Сьюки Стакхаус.
На них это не произвело впечатления. Но тут мимо прошагал один из вампиров с булавкой, глянул на братьев с плохо скрытым презрением, и в воздухе запахло смертью. Зигеберт и Вайберт смотрели вслед вампиру — это была женщина в деловом костюме, — пока она не свернула за угол. Тогда их внимание вернулось ко мне.