Мои плечи опускаются, когда я опускаюсь в большое кресло напротив дивана, который любит Ками. В отличие от прошлого раза, Ками оставляет место для Ланы. Они вдвоем проводят весь полет обратно в Мичиган, смотря фильмы Дримленда и смеясь вместе, хотя улыбка Ланы не достигает ее глаз. Это та же улыбка, которую она рисовала на своем лице всю неделю. Та самая, от которой у меня болит в груди, когда я знаю, что это лишь смягченная версия ее настоящей улыбки.
В этот момент я клянусь поговорить с Ланой сегодня вечером, даже если для этого придется связать ее, чтобы получить ответы.
Глава 47
Алана
Я изо всех сил старалась, чтобы остаток недели прошел гладко. Это почти убивало меня — делать храброе лицо и идти вперед, зная, что все, что исходило из уст Кэла, было ложью, но я делала это ради Ками. Она всегда хотела побывать в Дримленде, и я не собиралась портить ее впечатления, позволяя своим личным чувствам к мужчине встать на пути.
Если кто и виноват в том, что поверил Кэлу, так это я, поэтому будет правильно, если я промучаюсь до конца недели. И я страдала. Каждое общение с Кэлом вызывало ощущение, что кто-то пронзает мою грудь тысячью иголок.
Кэл знает, что что-то не так. Я не очень-то стараюсь это скрывать, но Кэл читает меня, как свою любимую книгу — запоминает каждое подчеркивание и каждую страницу.
Его способность распознавать мои подсказки — это то, что делает его идеальным в игре со мной как с дурочкой. Он знает, на какие кнопки нажать и какие волшебные слова сказать, оставляя меня уязвимой для его манипуляций.
Больше нет.
Я смотрю на ночное небо. Вода ударяет о причал, заполняя тишину. Кроме быстрого шелеста простыней Ками, заставляющего трещать радионяню, я остаюсь наедине со своими мыслями.
Какое жалкое место.
Я не уверена, сколько времени я просидела под звездами, наблюдая, как отражение луны танцует на воде. Прийти сюда было риском, но я посчитала, что на него стоит пойти.
Я знала, что это лишь вопрос времени, когда Кэл загонит меня в угол на причале. В конце концов, именно здесь началась наша история.
— Ты упадешь, если не будешь осторожна.
Я отворачиваюсь от сверкающей воды. Моя голова поворачивается, когда я рассматриваю высокого парня с волосами, которые соответствуют солнцу, сияющему над нами, и голубыми глазами, которые соперничают с водой перед нами, чище, чем безоблачный день.
Все в нем говорит о деньгах. Туфли-лодочки. Пастельные шорты. Полосатая футболка.
Я не видела его раньше, но это мало о чем говорит. Моя семья только недавно переехала сюда из Колумбии.
Я морщу нос.
— No hablo inglés — Я не говорю по-английски.
Его глаза сверкают.
— Que raro. Te he escuchado hablar con tu mamá en inglés antes — Странно. Я слышал, как ты раньше разговаривала с мамой по-английски.
Черт. Попалась…
— Меня зовут Кэл, — он улыбается.
— Кэл? — мой акцент проглядывает, подчеркивая последний звук как «ах».
Он смеется, опустившись на причал и скрестив ноги рядом со мной.
— Что ты делаешь? — я изо всех сил стараюсь выговаривать слова так, как научилась, смотря слишком много американского телевидения после школы.
— Дедушка сказал мне, что ты переехала сюда из Колумбии несколько недель назад.
Моя грудь сжимается, когда я думаю о доме. Мама хотела начать все сначала после того, как папа нас бросил, поэтому она позвонила двоюродному брату, который переехал в Штаты, и купила три билета на самолет в один конец. Анто проводила большую часть дней, запершись в своей комнате, а я в одиночестве гуляла у озера, игнорируя маму. Если я собираюсь протестовать против жизни здесь, я могу наслаждаться видом.
— Ага, — может быть, если я буду отвечать коротко, он уйдет.
— Ты скучаешь по дому?
— Да.
— У тебя есть здесь друзья?
Я тяжело вздохнула.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты выглядишь одинокой.
Потому что так и есть.
— И что?
— Ну, я подумал, что мы могли бы стать друзьями.
— Я не хочу, — подружиться с кем-нибудь может заставить маму поверить, что мне нравится жить здесь. А если она решит, что мне здесь нравится, то мы никогда не переедем обратно в Колумбию.
Его улыбка расширяется, занимая всю нижнюю половину лица.
— Хорошо. Никаких друзей.
Он не уходит, что раздражает меня еще больше. Вместо этого он смотрит на озеро и бездумно постукивает пальцами по деревянной доске.
Я накрываю его руку своей, чтобы остановить стук.
— Может, хватит?
— Прости, — его щеки розовеют. — Иногда я ничего не могу с собой поделать.
— Почему?
Он отворачивается от меня.
— Потому что у меня есть проблемы.
— Кто сказал?
— Мой отец.
Мои губы сжались.
— Говорит как pendejo — мудак.
На его губах появляется небольшая улыбка.
— Что это значит?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю, но думаю, что это плохое слово. Моя мама сказала его моему отцу, когда он заставил ее плакать, — моя грудь болит от воспоминаний, но я делаю все возможное, чтобы отогнать эту мысль.
— Pendejo. Мне нравится. Какие еще плохие слова ты знаешь?
Я провожу остаток дня, обучая Кэла куче плохих слов, которые я подслушала, а он учит меня их английскому эквиваленту. К тому времени, когда мама зовет нас на ужин, я понимаю, что солнце уже село, а мои щеки болят от улыбок.
— Ты будешь сегодня ужинать с нами? — Кэл протягивает мне руку.