Я беру ее и задыхаюсь от легкого покалывания в пальцах.
— Ты меня удивил!
Он смеется, что заставляет меня тоже рассмеяться.
Впервые с тех пор, как я переехала в Америку, я думаю, не является ли это худшей вещью в мире — завести друга...
— Лана.
Воспоминание исчезает, и на смену молодой версии Кэла приходит мужчина. Тот самый мужчина, который снова разбил мое сердце, хотя в этот раз все еще хуже, чем в прошлый. Раньше у меня была надежда, что он исправится. Что он переступит через свое эгоистичное поведение и решит стать взрослой, лучшей версией себя.
Эта надежда была всего лишь ложью, которую я говорила себе, чтобы чувствовать себя хорошо в нашей ситуации.
— Не возражаешь, если я присяду? — спросил он.
Я смотрю на озеро, не отвечая.
Он оставляет место между нами, садясь рядом со мной. Мой мизинец жаждет соединиться с его мизинцем, но я подавляю любое желание прикоснуться к нему, сдерживая свой гнев.
— Что случилось? — он смотрит на меня.
— Многое, — я продолжаю смотреть вперед, хотя ощущение его взгляда искушает меня повернуться к нему.
— Хочешь поговорить об этом?
Нет, но какой у меня выбор? Я не могу вечно игнорировать Кэла, и теперь, когда Дримленд больше не является проблемой, я бы предпочла высказать все, чтобы он ушел раз и навсегда.
— Почему ты продаешь дом? — я начинаю и задаю вопрос, на который уже знаю ответ. Это может быть глупо, но я надеюсь, что он признается в своем плане, даже если это означает рискнуть тем хрупким, что мы построили вместе.
Может быть, тогда я смогу научиться прощать его.
Уголком глаза я могу различить редкую хмурую линию, пересекающую его лоб.
— Мы уже говорили об этом.
Мое сердце колотится в груди, темп становится все быстрее с каждым ударом.
— Тогда повтори это.
Скажи мне правду. Дай мне повод дать тебе еще один шанс.
Он тяжело выдыхает.
— Я хочу, чтобы мы могли двигаться вперед без того, чтобы дом удерживал нас.
Его обходной ответ ничего не делает для того, чтобы моя грудь перестала сдавливаться. Каждый вдох становится невозможным, теснота в легких заставляет их гореть с каждым вдохом.
Я продолжаю говорить, на моем лице маска холодного безразличия, несмотря на постоянное биение сердца.
— А если я захочу оставить его себе?
Его пальцы напрягаются на бедрах.
— Лана... — он шепчет мое имя, как будто я причиняю ему боль на каком-то фундаментальном уровне, хотя я знаю, что это не так.
Это я та, которой причинили боль.
Это я злюсь.
И я та, кто собирается уйти в этот раз. Не из-за его зависимости, а скорее из-за того, что он такой, какой он есть, независимо от выпивки. Эгоистичный. Эгоцентричный. Саморазрушительный.
Мои пальцы вдавливаются в бедра.
— А что, если я буду счастлива, если дом останется? В конце концов, я всегда мечтала вырастить там семью. Я хотела наслаждаться летом у озера, печь, строить корабли и плавать с детьми, пока у них не сведет конечности.
Я вижу будущее так ясно, что боль в груди умножается на сто. Потому что даже после всей этой лжи я хочу этого будущего с Кэлом.
Ты хотела этого будущего с Кэлом. Не зря существует прошедшее время, так что начни его использовать.
Боже. Я такая глупая.
— Почему именно этот дом? — его голос трещит.
— Потому что он наш. Возможно, ты хочешь забыть обо всей этой истории, но я не хочу. И в конце концов, то, что ты бежишь от дома, ничего не решит, когда на самом деле ты бежишь от себя.
— Откуда все это взялось? — он смотрит на меня дикими глазами, в которых отражается то, что он чувствует по поводу наследства.
Отчаяние.
В конце концов, мы в одном и том же положении. Потому что я тоже чувствую отчаяние. Отчаяние, чтобы он сказал правду. Отчаяние, чтобы оставаться сильной, несмотря на желание рухнуть рядом с ним. Отчаяние, что мы не потеряем все, что построили, даже если это было построено на лжи.
— Твой дедушка оставил тебе наследство? — спрашиваю я в упор.
— Да, — Кэл старается сохранить ровное выражение лица, хотя дрожание пальцев выдает его.
— Он попросил тебя продать дом, — говорю я с уверенностью.
Один-единственный кивок заставляет мое сердце взорваться. Как бомба, оно взрывается, уничтожая все шансы на то, что я когда-либо поверю еще хоть одному слову из его уст.
Я уже знала правду, но ее подтверждение разрушает все остатки спокойствия.
— Понятно, — мой язык скребет по небу.
— Как ты узнала? — прохрипел он.
— Я подслушала ваш разговор после ужина. Кто-то оставил окно открытым... — горький смех вползает в мое горло, заставляя мои уши болеть от пронзительного звука.
— Что бы ты ни услышала, это не то, что ты думаешь, — он спотыкается на словах.
— Конечно, нет, — отвечаю я с сарказмом. — В любом случае, я связалась с агентом по недвижимости и попросила его снизить цену. Он сказал, что это только вопрос времени, когда кто-нибудь сделает предложение.
— Что ты сделала? — его голос звучит низко, его гнев капает с каждого слога.
Я встаю и смахиваю грязь со своих леггинсов.
— Поздравляю, Кэл. Надеюсь, двадцать пять миллиардов составят тебе компанию по ночам, потому что я точно не буду, — когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, Кэл вскакивает на ноги и вцепляется в мою руку, не давая мне уйти.
— Позволь мне объяснить.
— Зачем? Я не доверяю ни одному твоему слову, — я вырываю свою руку из его хватки, чуть не выдернув при этом руку из плеча.
Его пальцы скручиваются в кулак.
— Я не мог рассказать тебе о завещании.
— Почему?
Он опускает голову.
— Потому что дедушка сказал мне не делать этого.
— С каких пор ты слушаешь, что тебе говорят другие люди? Кэл, которого я знала и в которого влюбилась, рассказал бы мне о завещании. Независимо от того, кто и что сказал, он был бы честен. Доброжелателен. Искренен. Он бы рассуждал со мной, а не действовал за моей спиной, используя мою любовь к дочери в свою пользу.