— Что не так с тем, как…
Я прерываюсь, когда его губы врезаются в мои. Воздух между нами потрескивает, летят искры, когда наши рты сливаются воедино.
Все в моем первом поцелуе удивительно. Бабочки в нижней части живота. Небольшое изменение его дыхания, когда мои руки обвивают его шею сзади, чтобы я могла притянуть его ближе. Его пальцы впиваются в мои волосы, поймав меня в ловушку, когда он целует меня так, будто всю свою жизнь мечтал об этом.
Кэл целует, словно боится, что я могу исчезнуть в любую секунду, поэтому он хочет остановить момент.
Мои пальцы касаются участка кожи между волосами и рубашкой. Он втягивает воздух, прерывая наш поцелуй, чтобы прижаться своим лбом к моему.
— Лана.
— Лана, — голос Кэла звучит совсем по-другому.
Глубже. Грубее. Сексуальнее.
— Привет, Лана, — говорит он резче.
Черт.
Воспоминания исчезает в мгновение ока. Я прижимаю руку к губам, глядя на Кэла.
— Почему ты хотела спасти доску? — его вопрос звучит мягко.
Мой взгляд опускается вместе с моей самооценкой.
— Это было глупо.
— Скажи мне, — настаивает он.
Мой рот открывается, правда весит на кончике языка.
Потому что независимо от того, что изменилось между нами, воспоминания, связанные с этим куском дерева, всегда будут занимать особое место в моем сердце.
Рассказывать о том, что значила для меня доска — все равно что предать себя и свой гнев, который я сдерживала годами.
Это больше не имеет значения. Причала больше нет.
Я прочищаю горло.
— Что бы ни было. Какое бы это не имело значения. Это был просто глупый кусок дерева.
Его лицо сморщивается. Я выскальзываю из-под его рук, оставляя его смотреть на место, которое я когда-то занимала.
Я печатаю новое сообщение Кэлу, тыкая в экран, будто это он оскорбил меня.
Я: Тебе принесли новую послыку.
Кэл отвечает мгновенно.
Кэл: Это для тебя.
Мой рот открывается.
Я: Ты заказал что-то для меня?
Кэл: Я в долгу перед тобой после того, как напугал тебя прошлой ночью.
Я борюсь между тем, чтобы открыть коробку и тем, чтобы оставить ее гнить в гараже. Любопытство побеждает здравый смысл, поэтому я беру на кухне ножницы и открываю посылку.
Мои руки дрожат, когда я достаю новую радионяню.
Боже мой.
Мое сердце предает меня в этот момент, болезненно пульсируя в груди.
Это просто радионяня, я пытаюсь думать рационально. За исключением того, что это не имеет ничего общего с радионяней, а связано с тем, что Кэл достаточно заботится обо мне, чтобы заменить ту, что упала в воду.
Честно говоря, я не уверена, что он когда-либо переставал заботиться.
Как я должна ненавидеть человека, когда он делает такие продуманные вещи?
Ты никогда не сможешь его ненавидеть, и ты это знаешь.
Нет, но, по крайней мере, мысль о том, что я ненавижу его, дает мне чувство контроля.
Хотя это чувство… то самое чувство, от которого у меня бешено бьется сердце в груди и кружится голова от мыслей о нем?
Мне нужно быстрее покончить с этим дерьмом.
Глава 19
Алана
Por Dios, no empieces conmigo — Ради Бога, не поступай так со мной. Я ломаю насадку ручного миксера сегодня в пятый раз. Учитывая перегрев от чрезмерного использования и его преклонный возраст, мне повезло, что мотор все еще работает.
Я не могу расстаться с этим приспособлением для выпечки, тем более что мама подарила его мне, но сейчас я бы убила за один из этих причудливых миксеров. Когда-то у меня был один, но он сломался, и я так и не удосужилась купить новый, потому что большая часть моих денег ушла на то, чтобы убедиться, что у Ками есть все, что ей нужно.
Лишь бы они не стоили больше половины зарплаты.
— Esta vaina — Эта штуковина, — я продолжаю стучать по стенке миксера.
Кто-то усмехается.
Я поднимаю глаза и вижу Кэла, стоящего в дверях кухни с улыбкой.
— Все хорошо?
— Прекрасно провожу время, спасибо, что спросил.
Он указывает на миксер в моей руке.
— Нужна помощь?
— Я сама, — в заключительном акте предательства металлические плоские насадки дважды вращаются, прежде чем полностью остановиться. Я кладу его на другую сторону стола, чтобы не сделать того, о чем я могу пожалеть.
— Я мог бы взглянуть на него, если хочешь, — он тянется к миксеру.
— Не беспокойся об этом. У меня достаточно масляного крема, чтобы закончить последние несколько кексов.
— Это глазурь из гуавы? — голос Кэла звучит на редкой высокой ноте. Он тянется к миске рядом со мной, сверкая глазами, но я шлепаю его по руке.
Он дуется, так сильно напоминая мне Ками.
— Да ладно тебе. Просто дай мне попробовать.
— Нет. Это не гигиенично.
Его глаза закатываются.
— Никто не узнает.
— Мои ученики, возможно, нет, но я да.
— Так разве это не те дети, которые ежедневно едят грязь?
— Это случилось только один раз, когда я была на подработке.
Он с улыбкой прислоняется к стойке.
— Что ты сейчас преподаешь?
— Испанский язык, — я снова сосредотачиваюсь на том, чтобы покрыть лежащий передо мной кекс глазурью. Может, если я буду вести себя так, будто мне неинтересно с ним разговаривать Кэл уйдет?
— Тебе это нравится?
— За это хорошо платят, — быть единственным учителем испанского языка на всем озере Вистерия имеет свои преимущества, особенно когда детям нужно частное репетиторство для выпускных и вступительных экзаменов.
— Ты толком не ответила на мой вопрос.
Черт бы его побрал.
— Я не против. Конечно, это не работа моей мечты как таковая, но дети милые, и я могу вернуться домой к трем часам дня, что является большим плюсом.
Он осматривает кухонные прилавки, замечая сотню кексов.