К тому времени, когда я беру себя в руки и выхожу на улицу, вечеринка уже в полном разгаре. Я надвигаю солнцезащитные очки, чтобы скрыть все признаки моей тайны.
Уайтт приподнимает подбородок в мою сторону, прежде чем возобновить разговор с парой других мужчин, которых я не узнаю.
— Мне было интересно, куда ты пропал. Я тебя повсюду искала, — Лана протягивает мне пластиковую трубочку. — Ками надеялась, что ты поможешь ей с этим.
Я молча беру трубку из ее рук.
— Все в порядке?
— Да, — я вставляю маленькую пластиковую насадку в рот и начинаю дуть.
Она наклоняет голову.
— Ты уверен?
Я киваю.
Она прижимает руку к моей щеке. Ее нахмуренные брови усиливают дерьмовое чувство, зарождающееся в моей груди.
— Что случилось?
Дело в том, что я пил, несмотря на то, что знаю, как сильно ты это ненавидишь.
Я отстраняюсь от ее прикосновения.
— Просто устал.
— Очень жаль, потому что у меня были планы на наш вечер, — ее губы трогает дразнящая улыбка.
— Я уверен, что у меня откроется второе дыхание.
Она поднимается на кончики пальцев ног и целует меня в щеку.
— Я надеюсь на это. После нашего последнего раза я в долгу перед тобой.
— Я буду требовать от тебя этого.
— Я не ожидаю от тебя меньшего, — она одаривает меня кокетливой улыбкой, от которой мой член приходит в движение. — Но ты должен уйти, пока Ками не проснулась. Если она застанет нас вместе, она начнет планировать свадьбу.
Я смеюсь.
— Договорились.
Что-то в Лане сдвигается при этом звуке. Ее нос подергивается, а рот нахмуривается.
— Ты… — она стаскивает с моего лица солнцезащитные очки. — Правда? На детской вечеринке?
Мой желудок сжимается.
— Я могу объяснить.
— К чему утруждаться? — она бросает в меня мои солнцезащитные очки, прежде чем развернуться. Ее бедра покачиваются, когда она уходит, искушая меня схватить ее, чтобы она могла выслушать меня.
И что я скажу? Ты пил, потому что не мог справиться с празднованием дня рождения шестилетнего ребенка?
Точно. Потому что это вовсе не звучит жалко.
Ты не лучше ее сестры, заставляешь ее расстраиваться из-за своего эгоистичного выбора и отсутствия контроля.
Мысль о том, чтобы общаться с кем-то вроде Антонеллы, только подпитывает мои страхи, позволяя им расти до тех пор, пока у меня не останется другого выбора, кроме как сбежать.
Ты действительно ожидал чего-то меньшего от того, кто так чертовски хорошо умеет все портить?
Нет. Ни в коем случае.
Моя тревога и отвращение к себе гноятся и растут с каждым часом празднования дня рождения Ками. По большей части я держусь в стороне, в основном потому, что Уайтт, Далила и Вайолет с самого начала дали понять, что не хотят иметь со мной ничего общего. Я знаю, что мои старые друзья думают обо мне. Это видно по тому, как они смотрят.
Я — пьяница. Неудавшийся спортсмен. Человек, который разбил сердце их лучшей подруги.
Я собрал больше неудачных титулов, чем чемпионских званий.
Даже Лана делает все возможное, чтобы избегать меня с тех пор, как узнала о моем пьянстве. Она и другие родители держатся на крытой площадке для отдыха, которую пристроили к причалу, когда я его переделывал. Лодочная площадка рядом с ней пустует, хотя дополнительное место дает детям возможность практиковать прыжки в воду.
Никто не подходит поговорить со мной, кроме Ками, которая старается проверить меня хотя бы раз, прежде чем убежать к своим друзьям.
Ледяные взгляды и шепот вытаскивают моих демонов из укрытия, и мне хочется долить водку в полупустой стакан с содовой до верха.
Если Лана собирается злиться на меня, то я могу не мучиться с этим. Постепенно, после двух заходов в гостевой дом, мои мышцы расслабляются, и плотный комок в горле исчезает. Тепло, распространяющееся по моим венам, сменяется холодным ознобом, оправдывая причину, по которой я вообще решил выпить.
Спокойствие.
Не знаю точно, сколько времени я сижу в одиночестве, покачиваясь под музыку кантри, льющуюся из портативной колонки Ланы, но в какой-то момент ко мне подкрадывается Уайтт.
— Вот, — Уайтт кладет передо мной чизбургер, прежде чем занять место рядом. — Съешь его и протрезвей.
Я едва навеселе, а он говорит со мной так, будто я в стельку.
— Я в порядке, — я отпихиваю тарелку.
Он берет мой стакан и нюхает.
— Все еще маскируешь свои проблемы водкой?
Я забираю стакан обратно и осушаю остатки напитка.
— Что ты делаешь здесь со мной?
— Я хочу поговорить.
— О чем?
— Ты не можешь продолжать так поступать с Аланой. Это несправедливо.
Мои ногти впиваются в кожу.
— Я ничего не делаю.
— Ты завлекаешь ее и заставляешь поверить, что у вас есть шанс.
— Потому что так и есть, — прорычал я.
Он окидывает меня скучающим взглядом, желая показать, что я его совершенно не впечатляю.
— Нет, если ты будешь продолжать в том же духе, то не будет. Вот почему я знал, что твое возвращение — плохая идея. Ты не готов.
Я не готов? Готов для чего именно?
Я сохраняю спокойное и собранное выражение лица, несмотря на нарастающую внутри ярость.
— Чего ты хочешь?
— Помочь тебе по какой-то гребаной причине.
Я смеюсь.
— Что ты знаешь о том, как помочь кому-то вроде меня? У тебя идеальная жизнь. Счастливая жена, хорошая работа, светлое будущее.
Он крепко держится за стол для пикника.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что тебе повезло?
— Нет. Потому что я приложил усилия.
Мои губы поджимаются.
Он продолжает.
— Если ты хочешь когда-нибудь вернуть Алану, то тебе нужно взять себя в руки. На этот раз по-настоящему. Начиная с этого, — он берет мой стакан и бросает его в мусорную корзину неподалеку.
Мои глаза сужаются.
— Почему ты помогаешь мне?
— Потому что я хочу лучшего для Аланы и Ками, даже если это ты, — он хмурится.
— Значит, ты думаешь, что она может добиться лучшего.
— В конце концов, неважно, что я думаю, потому что она любит тебя, так что, возможно, ты должен стать лучше для нее.
Мое сердце замирает в груди.
— Она любит меня?
Он переводит взгляд на причал, где Лана помогает ребенку с поплавком.
— Я не уверен, что она когда-либо прекращала.
Я качаю головой.
— Она встречалась с другим.
— И? Я уверен, что и ты тоже.
— Встречался? Нет, черт возьми.
— Значит, трахался.
Мои зубы скрежетнули. Период моей жизни, когда я принимал оксикодон, был, возможно, самым низким, до которого я когда-либо опускался. От одной мысли о том, как я рисковал и с какими людьми я употреблял наркотики, мне становится плохо.
Как всегда, по сигналу, кислота в моем животе всколыхнулась.
— Не то чтобы это было твоим делом, но я не был ни с кем уже более чем два года.
— Два года? Это… — его голос срывается.
То самое время, когда я видел Лану с Виктором.
Если Лана почувствовала хотя бы часть того, что испытал я, когда застал ее целующейся с другим, я не могу представить, какую боль она пережила, читая некоторые заголовки обо мне.
Тот человек, которым я был под кайфом — это не тот человек, которым я являюсь сейчас. И сколько бы раз я ни повторял одни и те же слова, я не могу стереть отвращение, которое испытываю к себе, вспоминая свое прошлое.
Стыд заставляет мое горло сжиматься.
Его низкий свист бьет по моим нервам.
— Черт, — он действительно смеется. — Это жестко.
Его комментарий отвлекает меня от мрачных мыслей.
— Заткнись, Юджин.
Он ослепительно улыбается мне.
— Далила никогда этого не забудет.
— Рад, что моя сексуальная жизнь — забавная тема для всех вас, — я откусываю от своего бургера, чтобы не сболтнуть лишнего.
Он потирает затылок.
— Далила предостерегала меня от этого, но… — его голос срывается.
— Что?
Он делает глубокий вдох.
— Если тебе нужен помощник, я готов им стать.
Мой рот открывается.
— Ты?
Он кивает.
— У нас есть группа Анонимных Алкоголиков, которая собирается в часовне каждый вечер.
— С каких пор? — Уайтт всегда был чист и готов сделать все, чтобы оставаться в хорошем положении в городе. Вайолет называла это комплексом квотербека. Самым большим скандалом в жизни Уайтта был развод его родителей, который прошел мирно, и они оба остались друзьями.
— Чуть меньше чем через год после твоего ухода я перевелся в участок Детройта, чтобы быть ближе к отцу после его сердечного приступа, но вещи, которые я увидел, работая там... Боже. Они преследовали меня даже во сне, — он смотрит на Далилу, которая машет ему своей тростью. Она бросает на меня взгляд, а рукояткой трости проводит линию поперек горла.
Приятно знать, что мое присутствие вызывает у нее такую бурную реакцию.
Уайтт возвращает мое внимание.
— Переход от жизни в маленьком городке к жизни в большом городе был тяжелым. Я долгое время боролся с посттравматическим стрессовым расстройством и алкоголизмом, пока мне наконец не помогли.
— Черт. Я понятия не имел, чувак. Мне жаль, — я протягиваю руку и хлопаю его по плечу.
Он слабо улыбается.
— Ты не единственный, кто борется, понимаешь?
Я опускаю голову.
— Понимаю.
Лана. Уайтт. Сеньора Кастильо. Список продолжается и продолжается, заставляя мою грудь болезненно вздыматься.
Он поднимается из-за столика для пикника.
— Просто подумай об этом. Мое предложение всегда будет в силе, даже если ты решишь вернуться в Чикаго, когда дом будет продан.
— Правда?
— Да, правда. Я в долгу перед человеком, который когда-то был моим лучшим другом, — он делает несколько шагов прочь, но я окликаю его по имени.
Он оглядывается через плечо.
— Что?
— Значит ли это, что мы теперь друзья?
Он насмехается.
— Абсолютно нет.
Небольшая улыбка на его лице заставляет меня поверить, что однажды это может стать возможным.