— Им интересовались все, кроме несчастного мистера Шейна. Странно, правда?
— Паркинс-то им очень даже интересовался, — вмешался Реджи.
От ощеренности, с которой он встретил старца, не осталось и следа.
— Он же за ним записывал! Только попугай заведет эти свои чертовы цифры, он их записывает.
Впервые за все время пребывания в полицейском участке старик, казалось, почувствовал к происходящему неподдельный интерес. Он поднялся на ноги, и при этом не последовало ни обычных стонов, ни кряхтения и бормотания себе под нос, неизменно сопровождавших любое его движение.
— Цифры! — Он держал перед собой сложенные домиком руки, словно собираясь не то молиться, не то аплодировать. — Ну конечно! Это была ученая птица, которая повторяла цифры…
— …и талдычила их, сволочь, целыми днями!
Один из полицейских встрепенулся было, но миссис Паникер продолжала, не обращая ни малейшего внимания на брань сына:
— Да, действительно, длинные такие цепочки цифр.
Она в самом деле множество раз видела, как Паникер доставал из кармана блокнотик и заносил в него числовые рулады, которые каким-то непостижимым образом вылетали порциями из черного птичьего клюва.
— Цифры от единицы до девяти, и они без конца чередовались в случайном порядке.
— И всегда только по-немецки, — вставил Реджи.
— И чем же занимается этот ваш Паркинс? Тоже коммивояжер, как Ричард Шейн?
— Нет, он изучает историю архитектуры.
Она заметила, что ни Ноакс, ни Вуллитт не удосужились записать ни единого слова. У нее сложилось впечатление, что оба этих битюга, обливавшиеся потом в синих шерстяных мундирах, вообще ничего не слушают, уж не говоря о том, чтобы думать. Возможно, они решили, что на жаре думать необязательно. Ей до слез стало жаль этого молоденького инспектора из Лондона, Беллоуза. С кем ему приходится работать! Ничего удивительного, что он бросился за помощью к старику.
— Он готовит монографию, посвященную нашей церкви.
— А сам туда ни ногой, — вставил Реджи, — даже по воскресеньям.
Старый сыщик молча посмотрел на миссис Паникер, ожидая подтверждения этих слов.
— Насколько я знаю, он разбирает в библиотеке Габриэль-парка какие-то древние манускрипты, связанные с нашими местами. Боюсь, я мало что в этом смыслю. Он хочет каким-то образом вычислить высоту колокольни нашей церкви в Средние века. Однажды он показывал мне свою работу, но это так сложно… Я еще подумала, что это не столько архитектура, сколько математика.
Старик опустился в кресло, однако на этот раз вид у него был совершенно отсутствующий. Он больше не замечал ни ее, ни Реджи, ни того, что происходит в комнате. Трубка его давно погасла. Несколькими заученными движениями он снова раскурил ее, явно не отдавая себе в этом отчета. Четыре человека, находившиеся с ним в одном помещении, продолжали кто сидеть, кто стоять, но все с поразительным единодушием ожидали его заключения. Ровно минуту он яростно пыхал трубкой, потом проронил:
— Паркинс!
За этим именем, произнесенным твердо и отчетливо, последовало невнятное бормотание, которое миссис Паникер разобрать не смогла. Ей показалось, что он сам себе читает какую-то лекцию. Затем старик вновь поднялся и проследовал к двери, даже не оглянувшись. Было ясно, что обо всех присутствующих он попросту забыл.
— А как же я? — возмутился Реджи. — Со мной-то что будет? Ну ты, козел старый, скажи, чтоб меня отпустили!
— Реджи, как ты можешь! — в ужасе прошептала миссис Паникер.
До сих пор ее сын ни единым словом не выразил даже намека на сожаление о том, что случилось с мистером Шейном; он без тени смущения признался, что хотел украсть Бруно у сиротки-беженца и что хорошо осведомлен о содержимом бумажника мистера Паркинса, а теперь хамил единственному достойному союзнику, который у него был, если, конечно, не считать родной матери.
— Господи, да неужели же ты не понимаешь, во что на этот раз впутался?
Старик повернул голову в их сторону. Губы его сложились в ядовитую улыбку.
— Ваша мать абсолютно права. На данный момент оснований для того, чтобы оправдать вас, явно недостаточно, зато косвенных улик, согласно которым вы можете считаться подозреваемым, хватает с избытком. Эти джентльмены, — старик указал на Ноакса и Вуллитта, — совершат должностное преступление, если освободят вас из-под стражи. Короче говоря, вы продолжаете оставаться главным подозреваемым в убийстве мистера Шейна.
Надев каскетку, старик кивком попрощался с миссис Паникер и закрыл за собой дверь.