— Замечательный суп! — рявкнул Шейн. — Вкуснее, чем в ресторане!
Миссис Паникер залилась румянцем, и на ее лице промелькнуло выражение, которого Паркинсу до сих пор видеть не доводилось: она легонько сморщила губы, пряча улыбку.
Мистер Паникер тоже заметил это и помрачнел.
— Присоединяюсь, — сказал он.
— Ффф-у-у-у! — скривился Паникер-младший, отгоняя рукой от лица пар, поднимавшийся от бледно-зеленого фарфорового блюда, на котором распласталась целая камбала с головой и хвостом.
— Воняет, как на портовой свалке! Рыбка-то, видать, того!
Не переведя дыхания и не успев смахнуть тень девичьей улыбки с лица, миссис Паникер перегнулась через стол и влепила сыну затрещину. Схватившись рукой за пылающую щеку, Реджи вскочил с места и застыл, оторопело глядя на мать. Потом его руки взметнулись вверх, очевидно, с намерением удушить ее, но до того, как пальцы Реджи сомкнулись у нее на горле, между сыном и матерью вклинился новый постоялец. Он выбросил вперед правую руку, и не успел Паркинс толком разобрать, в чем тут дело, как Реджи Паникер уже валялся на овальном коврике лицом вверх. Из носа у него бежала ярко-алая струйка крови.
Он сел. Кровь капала ему на воротничок, и он сперва утирал ее ладонью, потом зажал левую ноздрю пальцем. Шейн, желая помочь ему подняться, протянул Реджи руку, но сын викария ее оттолкнул. Он сам встал на ноги, с шумом втянул носом воздух, посмотрел на Шейна, потом мотнул головой в сторону матери.
— Эх, мама… — вздохнул он, повернулся и вышел.
— Мама, — негромко произнес попугай.
Линус Штайнман смотрел на Бруно с глубокой нежностью. Это было единственное чувство, которое Паркинсу удавалось прочитать на его лице. Чистым, теплым, певучим голосом попугай начал:
Красивое, хотя и несколько прерывистое контральто, выходившее из клюва серой африканской птицы, сидевшей на перекладине в углу, звучало до странности по-человечески. Паркинс ни разу не слышал, чтобы попугай так пел. Все молча внимали, потом Линус поднялся со стула и подошел к попугаю. Пение прекратилось, и Бруно перебрался с насеста на подставленный ему локоть, а оттуда на плечо. Мальчик повернулся к остальным. В глазах его стояли слезы и угадывалась вполне понятная просьба.
— Ну что тут поделаешь, — со вздохом произнесла миссис Паникер. — Не хочешь — как хочешь. Не доедай. Идите, гуляйте.
Глава 3
Когда они подошли к дому, старик, в плаще и шляпе, несмотря на жару, сидел на скамейке перед дверью, стиснув загорелыми пальцами набалдашник трости из терна. Сидел, абсолютно готовый к выходу. Сидел, словно ожидал их визита, хотя такого и быть не могло. Скорее всего, они застали его на выходе, в тот момент, когда, уже завязав шнурки ботинок, он собирался с силами перед полуденным марш-ползком по окрестным холмам.
— Фамилия? Чин? — спросил он инспектора Беллоуза.
Глаза его были невероятно ясными. Ноздри выдающегося носа раздувались, словно он принюхивался к гостям.
— Громче!
— Беллоуз, — ответил инспектор. — Майкл Беллоуз, инспектор сыскной полиции. Простите, что беспокоим, сэр. Я на этой должности недавно, пока только разбираюсь, что, так сказать, к чему. Звезд с неба не хватаю…
Услышав последнюю фразу, стоявший рядом с инспектором агент сыскной полиции Квинт дипломатично кашлянул, глядя перед собой.
— Беллоуз, Беллоуз… помнится, я знавал вашего отца, — прищурился старик.
Его голова болталась на тощей шее. Щеки были испещрены порезами и нашлепками пластыря — результат торопливого старческого бритья.
— Может такое быть? В Уэст-Энде? Рыжеволосый, с рыжими усами. Работал, помнится, по мошенникам на доверии. Я бы сказал, не без способностей.
— Это мой дед, Сэнди Беллоуз. Я столько раз слышал, с каким почтением он о вас отзывался!
Про себя инспектор подумал: «Не с таким уж почтением, костерил он тебя, о-го-го как».
Старик кивнул без малейшего намека на улыбку. Инспектор успел заметить тень печали, мимолетную вспышку памяти, мелькнувшую на его лице.
— Я знавал великое множество полицейских. Великое. — Усилием воли он отогнал тоску. — Тем приятнее познакомиться еще с одним. А вы, если не ошибаюсь, агент сыскной полиции… Квинт?
Теперь его хищный взгляд устремился на спутника инспектора, темноволосого флегматика с носом картошкой. Агент Квинт был известен как преданный соратник ныне покойного предшественника инспектора Беллоуза, слывшего при жизни приверженцем старых, кондовых методов сыска. Услышав свое имя, он вскинул два пальца к полям шляпы. Разговорчивым малым его трудно было назвать.
4
«Вена, Вена, Вена, умирающий город-сказка» (