— Эван! Давно тебя не видела!
— Здравствуй, Леле, — говорю я с улыбкой. Она заключает меня в кольцо своих рук и крепко обнимает.
Леле когда-то работала танцовщицей в одном из клубов Ринальдо, и пока была там, вскружила довольно много голов. Как только Ринальдо заметил её, он точно понял, чего хочет. Она, как принято говорить, из Старого Света, свободно владеет итальянским и готовит соус маринара так, как будто обучалась этому с младенчества.
Я чувствую его запах, как только захожу в дом.
— Надеюсь, ты голоден, — говорит она, провожая меня на кухню.
— Даже если бы я только что умял обед из девяти блюд, — заявляю я, — то всё равно был бы голоден для того, что ты готовишь.
— Льстец! — усмехается она.
— Просто говорю правду, мэм.
У Леле уже совсем не то тело танцовщицы, что когда-то, но всё равно она очень красива. Длинные чёрные волосы и ярко-голубые глаза создают впечатление, что она может видеть прямо сквозь тебя. Я был бы лжецом, если бы сказал, что никогда не пялился её задницу, хотя меня ни разу на этом не поймали.
— Я тебе не мэм, — грозит она мне пальцем, направляясь к плите, чтобы помешать соус. — Я не такая уж и старая!
Это, безусловно, правда. Ринальдо примерно на пятнадцать лет старше Леле.
— Налдо тоже собирается приехать домой? — спрашивает Леле.
— Он очень сильно занят, — сообщаю я ей. — Честно говоря, не знаю, получится у него или нет
Это ложь. Я знаю, что он не приедет.
Мы садимся ужинать. К тому времени, как всё заканчивается, я съедаю четыре кусочка чесночного хлеба вместе с её вкуснейшей пастой, и уже готов лопнуть. Но это не останавливает меня от того, чтобы наброситься на домашние канноли.
— Я не могу выразить словами, как сильно я скучал по этому, — говорю я ей.
— О, мой дорогой! — прыскает Леле. — Я скучала по твоей компании!
— И кто теперь льстит? — смеюсь я.
— Ну, ты должно быть, и сам питаешься домашней пищей, — говорит она. — Как поживает твоя красавица?
Меня не часто застают врасплох, но сегодня я уже во второй раз не нахожу что сказать. В конце концов, я умудряюсь улыбнуться Леле.
— Кажется, к ней вернулся разум, — говорю я, пожимая плечами.
Она понимает, что стоит за моими словами, и похлопывает меня по руке.
— Мне жаль это слышать, — сочувствует Леле. — Esperienza, madre di scienza (прим. пер. Опыт – лучший учитель (ит.)).
— Опыт – единственная мать, что у меня была, — отвечаю ей. Я могу не говорить по-итальянски, но знаю достаточно, чтобы понять эту фразу.
Леле грустно улыбается, ещё раз похлопывает по моей руке и встаёт, чтобы убрать со стола. Я помогаю, не дожидаясь просьбы, ополаскиваю тарелки и складываю в посудомоечную машину.
— Налдо придётся снова довольствоваться остатками, — замечает Леле.
— Часто его не бывает в последнее время?
— Дела, — пренебрежительно машет рукой Леле. — Мне не нужны подробности; я знаю наверняка.
— Фелиса помогает с бизнесом? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо.
Леле внимательно смотрит на меня.
— О, так вот почему ты осчастливил меня своим появлением?
И снова я обескуражен. Должно быть, я теряю хватку, потому что не в состоянии произнести ни слова в ответ. Леле смеётся и качает головой.
— Налдо необходимо чем-то отвлечься, — говорит она. — Независимо от того, когда он возвращается, просыпается он всегда в моей постели.
— Прости, — извиняюсь я. — Я не пытался... — даже не знаю, как закончить предложение.
— О, мой Эван, — говорит Леле, взяв меня за руку, — моё сердце согревает мысль о том, что, когда тебя что-то заботит, ты делишься этим со мной. Немногие мужчины, работающие с Ринальдо, способны на такое, но тебе не о чем беспокоиться.
— Откуда она взялась? — я тяну Леле за руку, пока мы не садимся рядом на диван. — Я знаю, что до Чикаго она жила в Нью-Йорке.
— Конечно же, она из Сицилии, — рассказывает Леле. — Она племянница моей сестры со стороны мужа. Её семья насчитывает много поколений. Прошлой весной она получила степень по психологии, и сестра поинтересовалась, смогу ли я найти ей работу здесь, в городе.
— Психологом?
— Как думаешь, мог бы Ринальдо использовать кого-то с таким образованием в своей организации?
Я полагаю, что он заинтересован не в её психологических навыках, но не произношу этого вслух.
— Ты думаешь, мы так сильно лоханулись? — я понимаю свою ошибку, когда она смотрит на меня, сузив глаза, и быстро исправляюсь. — То есть, оплошали.
Она насмешливо поднимает брови.